Михаил Меньшиков - Из писем к ближним

Не умея сказать что-нибудь серьезное по существу "Русский Инвалид" начинает попросту ругаться, думая, что уже этот-то прием вполне победоносен для казенной газеты. "Г. Меньшиков в данном случае заботится больше о хлестком слове", "одинаково охотно берется за все для того, чтобы произвести дешевый газетный эффект", "г. Меньшиков науськивает общество и армию против военной науки" и пр. и пр. О, как это безнадежно-бездарно! Вопрос в печати ставится громадного, трагического для народа значения, вопрос идет не только о чести, а о самом, может быть, существовании народа русского, ибо без хороших полководцев, как показал опыт, - нет армии и нет защиты, - а "орган военного министерства" только и умеет, что свести дело к личной, совершенно вульгарной полемике. Если штатский публицист возмущается явной и доказанной бессмыслицей будто бы ученой стратегии и тактики, то это, видите ли, не что иное, как дешевый "газетный эффект". Нет, господа штабные "моменты", это не газетный, а, к сожалению, всесветный эффект, и не дешевый, а страшно дорого обошедшийся несчастному народу русскому. Многие, многие поколения России будут оплакивать еще небывалое в нашей истории бесславие, и сколько бы ни пытались замазать, затушевать, подкрасить эту тяжкую рану народную, боль ее пойдет в глубь веков.

Что не одни "штатские", т.е. граждане русские, негодуют на виновников национальной нашей катастрофы, доказывают те немногие независимые голоса военных, которые раздаются иногда в самом "Инвалиде", вероятно, к искреннему смущению г. Беляева. Вот что пишет г. А. Свечин - судя по статье - боевой офицер. "Тяжелы наши ошибки в прошлую войну... Тактика армии представляла противоестественную комбинацию ударного метода Драгомирова с декадентским признанием бурских методов одиночного, бессильного наступления, всемогущества огня и неуязвимости фронта. Основная вина высшего командования не в том, что оно писало плохие диспозиции, а в том, что оно не сумело вызвать в армии доверия к своим силам. Измученные неудачами, мы хватались за строи и методы боя, которые позволяли укрываться от неприятельского огня; укрытию и обеспечению всегда отдавалось преимущество перед поражением неприятеля. Читатель, когда вы увидите в поле перебежки по одному или по звеньям, когда, чтобы уменьшить потери, мы сами закрываем одиночными людьми огонь целых взводов - вспомните, что это отдаленный отзвук маньчжурских неудач. Мы стали скептиками. Еще стреляли, но в глубине души не верили, что наши пули и шрапнели еще сохранили способность убивать японцев - и, естественно, уклонялись от образования боевых частей, от наступления, так как всякое проявление энергии на поле сражения представлялось нам как принесение лишних жертв".

Вот до какой степени морального разложения довели армию "мы", - пишет г. Свечин. Но кто же это "мы"? Да ведь это те же полководцы наши, блестящие воспитанники академии генерального штаба, бывшие профессора ее, которых столь подобострастно защищает г. Беляев. Г. Свечин приводит яркую иллюстрацию того упадка духа, до которого "мы" довели непобедимого когда-то русского солдата. "В сражении на р. Шахэ штабу, в котором я находился, удалось раздобыть горную батарею и открыть огонь с 2200 шагов на вершине Лаутхалазы; пехотинцы отчетливо видели, как сотня японцев, теряя убитых и раненых, пустилась наутек со скал, которые лизала наша шрапнель - и я прочел глубочайшее удивление на лицах не только солдат, но и офицеров: и японцы не бессмертны, и мы стреляем не холостыми патронами! Если бы войскам почаще удавалось демонстрировать силу их оружия, войска научились бы дерзать... Не то же ли суеверное признание японского бессмертия и нашего бессилия заключалось в работе высшего управления - в глубокой эшелонировке резервов, в выделении крупных сил для охранения флангов, в введении стрелков и орудий в бой капля по капле? Всякое проявление энергии в бою переходило в сознание высшего командования лишь как обращение войсковых частей в поток раненых; народилась экономная теория боя - закрывать руками голову и не наносить врагу ударов"...

Так пишет в самом же "Русском Инвалиде" офицер, видевший войну собственными глазами и переживший все ее несчастные состояния. Характеристика, даваемая нашему высшему командованию г. Свечиным, мне кажется, не менее ужасна, чем цифровой обзор г. Борисова. Как вам это нравится: "удалось раздобыть" горную батарею в великом сражении, где ген. Куропаткин, как писал в многоречивом приказе, собирался заставить неприятеля исполнять его волю? Мы после долгих лет подготовки начали горную войну без горных орудий, и уже одно орудие, которое "удалось раздобыть", показало штабу, где находился г. Свечин, чем должна бы была быть война, если бы мы имели другое, менее ученое, но более талантливое командование.