Артур Кестлер: Тринадцатое колено. Крушение империи хазар и ее наследие

168.Сведения ал-Мукаддаси выглядят так: «Хазар – на другой реке, со стороны [климата] ар-Рихаб. Лежит на одном берегу – самое обширное и самое здоровое из всех тех [мест], что мы упомянули. [Некогда жители] перебрались на морское побережье. Ныне они вернулись и приняли ислам (после того, как были иудеями)», цит. по: Ал Мукаддаси.Ахсан ат-такасим фи ма'рифат ал-акалим («Лучшее разделение для познания климатов»): климаты ад-Дайлам и ар-Рихаб / Пер. с араб., введение, коммент., указ. Н. И. Серикова, под ред. В. – М. Бейлиса // Восточное историческое источниковедение и специальные исторические дисциплины: Сборник статей. М., 1994. Вып. 2, с. 289.

169.Сообщение ал-Мукаддаси, вызвавшее бурную реакцию Кестлера, выглядит так: «Булгар [лежит] по двум сторонам реки. Их постройки из дерева и тростника, а ночь там – коротка, а соборная мечеть – на рынке. С тех пор как они стали мусульманами, они – газии [борцы за веру]. А [Булгар] – на Итиле, ближе к ал-Бухайре (Каспийскому морю), чем касаба [административный центр Итил]», цит. по: Ал Мукаддаси.Ахсан ат-такасим фи ма'рифат ал-акалим («Лучшее разделение для познания климатов») климаты ад-Дайлам и ар-Рихаб / Пер. с араб., введение, коммент., указ. Н. И. Серикова, под ред. В. М. Бейлиса // Восточное историческое источниковедение и специальные исторические дисциплины: Сборник статей М., 1994. Вып. 2, с. 289.

170.Однако это не помешало В. В. Бартольду назвать его «одним из величайших географов всех времен» (37; 245).

171.Сведения ал-Мукаддаси относительно расположения Булгара и города под названием Хазар, действительно, не очень ясны, однако это ни в коем случае не отменяет оценку, которую арабисты дают фигуре ал-Мукаддаси. Вот знаменитый рассказ ал-Мукаддаси о своих приключениях во время путешествий. «Рассказ об испытанных мною обстоятельствах. Знай, что многие из людей науки и везиров сочиняли по этому предмету, хотя и без системы. Однако работы их в большинстве, и скорее все, основаны на слышанном ими. Мы же поступали иначе; не осталось ни одного климата, в который мы бы не зашли, мельчайшего обстоятельства, с которым мы бы не познакомились. Вместе с этим мы не оставляли исследования, расспросов и наблюдения скрытого. Таким образом, эта наша книга составилась из трех частей: во-первых того, что мы сами видели, во-вторых того, что мы слышали от заслуживающих доверия, и, в-третьих, того, что мы нашли в книгах, сочиненных по этому предмету или по другим. Не осталось никакой царской библиотеки, в которой я не бывал, никаких сочинений любой секты, которых я не перелистал, никаких учений у людей, с которыми я бы не познакомился. Не было аскетов, с которыми я бы не входил в общение, никаких проповедников в городе, которых я бы не слушал, пока мои стремления в этой области не завершились. Величали меня тридцатью шестью именами, которыми меня звали и ко мне обращались [...]. Все это произошло по разнообразию стран, в которых я жил, в которые заходил. Не оставалось ничего из происходящего с путешественниками, в чем не выпала бы доля и на мою часть, за исключением нищенства и совершения великих грехов. Я учился праву, адабу, был аскетом и отшельником, и других учил праву и адабу. Я проповедывал на кафедрах и возглашал азан на минаретах. Я был имамом в мечетях, наставлял в соборах и ходил по школам. В торжественных собраниях я читал молитвы и в заседаниях держал речи. С суфиями я ел пшеницу с мясом, со скитниками – тюрю, с матросами – поленту. Прогоняли меня по ночам из мечетей, бродил я по степям и терял дорогу в пустынях. Одно время я бывал искренне благочестив, а иногда случалось есть на глазах и запретное. Водил я дружбу с отшельниками горы Ливана, а иногда бывал знаком и с властителями. Владел я рабами, а случалось и сам таскал на голове корзины. Не раз я подвергался опасности утонуть и нашим караванам перерезали дорогу разбойники. Я служил судьям и вельможам, обращался с речью к султанам и везирам. По дорогам я хаживал вместе с разбойниками и продавал товары на рынках. Заключали меня в тюрьмы, забирали как шпиона. Видал я, как воюют румы на галерах, слыхал, как христиане колотят по ночам в било. За плату я переплетал книги, покупал за дорогую цену воду. Ездил я в паланкинах и на конях, ходил пешком в самум и среди снегов. Я останавливался на царском дворе среди вельмож, поселялся и у глупцов в квартале ткачей. Сколько я приобретал славы и величия. Не раз замышляли мою гибель. Я совершал хаджжи оставался в святых городах, был газиеми жил в рибате. В Мекке я пил за общественный счет похлебку, а в Лавре (около Иерусалима) едал хлеб с горохом. Я был гостем Ибрахима, друга Аллаха (в Хевроне) и у сикоморы в Аскатоне ел даровые плоды. Одевался я в царские награды, и приказывали мне выдавать подарки, а не раз бывал я нагим и в нужде. Переписывались со мной господа, бранили меня знатные, представлялись мне для проверки вакфы, и подчинялся я негодникам. Обвиняли меня в новшествах и подозревали в жадности. Эмиры и судьи назначали меня доверенным. Я принимал участие в духовных завещаниях и назначался душеприказчиком. Я испытал на себе искусство срезающих кошельки и видел проделки мошенников. За мною следовали негодяи, и строили мне препоны завистники. Доносили на меня правителям. Я бывал в горячих купальнях Табарии и замках Персии. Я видел день „фонтана“ и праздник Варвары, колодец в Буда'а и замок Иакова с его поместьями, Михраджан, Сезе и Ноуруз в Адене со всем его величием и праздник святого Сергея. Подобного этому еще много. Упомянул я столько всего, чтобы заглянувший в мою книгу знал, что мы ее не сочиняли наобум и не составляли на удачу, и мог бы отличить от других. Ведь велика разница между тем, кто испытал все эти обстоятельства, и тем, кто составил свою книгу с удобством, основав ее на слышанном. Во всех этих путешествиях у меня ушло больше 10 тысяч дирхемов, помимо постигших меня упущений в делах закона. Не осталось послабления, допускаемого каким-либо толком, которым бы я не воспользовался: я совершал омовение, потирая ступни, я совершал молитву „темно-зелеными“, покидал Мину до склонения солнца, молился, сидя на верховом животном с ужасной нечистотой на платье. Я опускал „восхваление“ при малых и больших поклонах и при поклоне „оплошности“ до „заключительного привета“. Я объединял несколько молитв и редко говорил „нет“ во время „паломничества повиновения“. Со всем тем я не отступал от слов факихов, имамови никогда не откладывал молитвы позже установленного времени. Когда мне случалось проходить по дороге на расстоянии 10 фарсахов или меньше от города, я оставлял свой караваи и заворачивал к городу посмотреть его. Иногда я нанимал людей сопровождать меня и делать путь ночью, чтобы вернуться к сотоварищам, погубив деньги и обрекши себя на заботу» (цит. по: Крачковский И. Ю.Арабская географическая литература // Избранные сочинения. М.-Л., 1957. Т. IV, с. 215-216).