Евгений Тарле: Российский флот в Средиземноморье

Предприятие было такое сложное, хлопотливое, такое рискованное, сопряжено с такой массой непредвиденных дипломатических случайностей и военных затруднений и препятствий, что ни адмиралам, ни морякам Спиридову, Грейгу, Эльфинстону, какими бы дельными людьми в своей области они ни были, нельзя было поручить верховное руководство им.

Екатерина знала, к кому ей следует обратиться. Из всех людей, которые помогли ей в свое время совершить государственный переворот, Алексей Орлов не только сыграл наиболее решающую, капитальную роль, но и показал себя человеком, абсолютно ни перед чем не останавливающимся. Ни моральные, ни физические, ни политические препятствия для него не существовали, и он даже не мог взять в толк, почему они существуют для других.

Вот Петр III, которого он с Екатериной низвергли с престола, уже целую неделю сидит в запертой комнате в ропшинском дворце, и императрица не знает, что же с этим опаснейшим для нее арестантом дальше делать. То есть она-то знает, но стесняется сказать. И наперед уверена, что Алексей Орлов один только поймет ее и без слов… Он едет в Ропшу — и за обедом бросается на низвергнутого императора и душит его заблаговременно припасенным ремнем. Проходит тридцать шесть лет, царствует уже третий год Павел, — и граф Орлов в разговоре с Натальей Кирилловной Загряжской все удивляется, как «такого урода» терпят. — «А что же прикажешь с ним делать? Не задушить же его, батюшка?» — с укором замечает Загряжская. «А почему же нет, матушка?» — с искренним удивлением отвечает Алексей Григорьевич. Он был цареубийцей в душе; это было у него вроде дурной привычки, — говорила впоследствии хорошо его знавшая Загряжская (c’etait chez lui comme une mauvaise habitude). Он был гораздо умнее, храбрее, одареннее своего брата Григория Григорьевича, которого несколько лет подряд любила Екатерина и за которого она собиралась даже, по слухам, выйти замуж. Алексея она уважала гораздо больше, чем Григория, и не столько любила, сколько восхищалась его всегдашней и разносторонней оперативностью, — и боялась его. Эту боязнь заметил не только французский посол при русском дворе Сабатье де Кабр, который писал об этом в своем официальном докладе королю Людовику XV, но о том же говорят и другие свидетельства. Чего же могла страшиться всемогущая государыня, бывшая при этом женщиной очень неробкой? Трудно в точности ответить на этот вопрос. Но когда этот огромного роста атлет, этот русский былинный молодец Василий Буслаевич, Лихач Кудрявич входил в дворцовые чертоги, то Екатерина делалась другой, чем до его появления. Она его боялась, по-видимому, потому, что знала, до какой степени сам-то он абсолютно ничего не боится и ни перед чем не останавливается. Ненавидевшая его лично княгиня Дашкова в разговоре с гостившим у Екатерины энциклопедистом Дидро назвала Алексея Орлова «одним из величайших злодеев на земле». Это слишком сильно сказано. Неукротимые буйные силы жили в этом необычайном человеке, но далеко не всегда шли они на дурное. Отблеск чесменской славы озаряет его историческое имя. Он был одарен также и физической неестественной силой. До старости, уже живя на покое в Москве отставным вельможей в своем великолепном дворце, он любил при случае принимать участие в кулачных боях и нередко «ссаживал» при этом молодых бойцов, которым годился даже и не в отцы, а в дедушки. Страшный рубец, пересекавший и обезобразивший все его лицо, был им получен от сабельного удара при одном отчаянном, затеянном им побоище. Его при дворе так и называли по этому признаку «balafre» — непереводимым по-русски словом, происходящим от «1а balafre», что означает «рубец». Но не красотой пробил он себе дорогу к высшим почестям, к неслыханному богатству, и не физической необъятной силой заслужил он такое положение, что в самых трудных случаях он не искал, а его искали, не он просил, а его просили, и просительницей оказывалась иногда самодержавная владычица Российской империи.

И на этот раз, при снаряжении экспедиции из Балтики на восток Средиземного моря, Екатерине понадобились ум, хитрость, пронырливость, изобретательность Алексея Орлова, соединенные со способностью, где нужно — рискнуть, где нужно — поостеречься.

Затеваемая экспедиция уже потому не могла обойтись без Алексея Орлова, что именно Алексей Орлов с самого начала дал понять Екатерине, до какой степени может быть полезна в борьбе с Турцией помощь греков и на суше и на море.

Головоломная авантюра прибавлялась к трудному и без того предприятию! Но Екатерина, которой, вообще говоря, авантюризм был вовсе не так свойствен, как тому же Алексею Орлову, имела все основания думать, что на этот раз можно, в самом деле, попытаться выяснить, нельзя ли найти в этих далеких краях, на берегах Архипелага, неожиданных союзников.