Это тот самый Фош-Борель, который когда-то, за девять лет до того, явился к Пишегрю с первыми предложениями Бурбонов. Он неожиданно попал в Тампль незадолго до ареста заговорщиков.
Должно, однако, признать, что в этой официальной версии есть некоторые противоречия в подробностях, ускользнувшие, кажется, от историков. Так, начальник легиона жандармов, генерал Савари (в его ведении была тюрьма Тампль), говорит, что деревяшка, при помощи которой удавился Пишегрю, была длиной в палец. Между тем по официальному протоколу, подписанному Суне и пятью другими врачами, эта деревяшка была 15 сантиметров длины (по другому протоколу — 40). По официальной версии, удавление было произведено вращательным движением деревяшки, стянувшей петлю на шее Пишегрю. Савари же утверждает, что генерал сначала туго затянул галстук, а затем втолкнул деревяшку между шеей и галстуком, — отчего и последовала смерть. Книга Сенеки, по словам Савари, была найдена на ночном столике камеры. По словам очевидца Пьерре, книга лежала на камине. Есть и еще более странные несообразности. Но все они ничего не доказывают
Шумным успехом пользовались почти все произведения госпожи де Сталь. «Journal de Paris» (28 фримера XI года) высмеивает ее успех с плохо скрываемой досадой: «Знаете ли вы, почему вчера театры были пусты, почему сегодня, в воскресенье, мало будет молящихся в церквах?.. Это происходит оттого, что парижане заперлись по домам и читают последний роман госпожи Сталь-Гольштейн».
Далеко, впрочем, не все. В одной французской газете ей были уделены следующие любезные строки: «То, что вы безобразны, это не ваша вина. Но то, что вы интриганка, это вина ваша». Гибер пишет довольно неопределенно: «Ее черные глаза искрятся гением... Ее черты скорее резкие, чем тонкие».
«Из всех сочинений г-жи де Сталь книга «Десятилетнее изгнание» должна была преимущественно обратить на себя внимание русских. Взгляд быстрый и проницательный, замечания разительны по своей новости и истине, благодарность и доброжелательство, водившие пером сочинительницы, — все приносит честь уму и чувствам необыкновенной женщины».
Но «другом Байрона» Пушкин (или, по крайней мере, рассказчица «Рославлева») называет госпожу де Сталь ошибочно. Байрон ее недолюбливал: «Her works are my delight, and so is she herself, for half an hour»... (Ее книги мне нравятся и она сама — на полчаса — англ.)
Талейран слушал молча, со своей неизменно бесстрастной физиономией (Баppac говорил, что он был необычайно похож на Робеспьера: то же каменное лицо). Уходя после этой сцены, он будто бы в другой комнате сказал: «Как жаль, что такой великий человек так дурно воспитан». Вечером он очень весело описывал эту сцену своей приятельнице госпоже де Лаваль. И как ни в чем не бывало явился к императору на следующий прием.
Адъютант Ланна Марбо писал, что такого разговора не было.
См. об этом заметку М. Номада в «Нью лидер» 17 декабря 1951 г.
Формула взаимного признания прав воюющих сторон на занятие ими территорий.
Умнейшие русские генералы XIX века и вообще не считали нужным завоевание Константинополя. Знаменитый Тотлебен, фактически командовавший русскими войсками в пору войны 1877—1880 годов, шел даже и дальше. Он писал 6 января 1878 года с театра военных действий: «Мы вовлечены в войну мечтаниями наших панславистов и интригами англичан. Освобождение христиан из-под ига ислама — химера. Болгары здесь живут зажиточнее и счастливее, чем наши русские крестьяне; их задушевное желание, чтобы их освободители по возможности скорее покинули страну. Они платят турецкому правительству незначительную подать, несоразмерную с их доходами, и совершенно освобождены от воинской повинности. Турки вовсе не так дурны, как об этом умышленно прокричали: они народ честный, умеренный и трудолюбивый» (Русская старина. Ноябрь, 1886. С. 468). «История русского империализма» вообще пока не написана. В ней окажутся и факты совершенно неожиданные.
Т.е. при императоре Павле I.
Англия была тогда представлена в России посланником, а не послом. Официальное звание Уитворта было: «чрезвычайный уполномоченный и посланник».
«Исторический Вестник», 1895 г., т. 62, стр. 845.
Титул лорда (Baron Whitworth of Newport Pratt) он получил лишь в марте 1800 г. — по ходатайству императора Павла!
Читать дальше