Соломон Лурье - Антисемитизм в древнем мире

Повторяю, «апостольское служение» здесь не при чем. Это — голос, в котором звучит вековое сознание бессилия и непривычка даже в воображении чувствовать себя нападающими, а не обороняющимися. Не менее любопытен в этом отношении и Филон. Он был очевидцем ужасного александрийского погрома 38 г., он был членом делегации по поводу этого погрома, подвергшейся насмешкам и издевательствам императора Калигулы. Можно себе представить, какое удовлетворение он должен был испытать, узнав, что оба гонителя евреев — и наместник Египта Флакк, и император Калигула погибли самой жалкой смертью. Любопытно, в каком тоне сообщает об этом Филон. Он не только не позволяет себе кровожадных возгласов, довольствуясь скромным сознанием справедливости Божьей кары, он еще влагает, по поводу смерти Флакка, в уста александрийских евреев такую молитву: «Мы не радуемся, о Господь, тому, что Ты наказал нашего врага, так как Священные книги Закона воспитали нас в духе сострадания; но мы справедливо благодарим тебя» и т. д. (in Flacc., 14). И здесь не следует говорить об «апостольском служении»; и здесь мы видим только, как у народа, привыкшего в течение многих столетий к унижениям и угнетениям, атрофировалось в целях самосохранения естественное чувство живой ненависти к притеснителям и умение живо, немедленно, рефлективно реагировать на обиду! Моммзен справедливо называет Филона (V, 519, Anm.1) «ein schlechter Hasser», «человек, не умеющий ненавидеть как следует», и это название вполне приемлемо к евреям древности вообще. Евреи далеко не были «народом апостолов»: они живо чувствовали обиду и, как мы видели, кипели местью, но многовековая дрессировка приучила их загонять это чувство внутрь себя и не давать ему проявляться.

Однако и миссионерская деятельность евреев, и жажда мести явились у них, как мы видели, реакцией на уже обрушившиеся на них волны антисемитизма и, следовательно, не были причиной его. В чем же, наконец, его причина?

Мы видели, насколько облегчается понимание миссионерской деятельности евреев, если рассматривать их не как религиозную группу, а как национально-государственную единицу, по удивительному капризу истории, уже на заре своей жизни принужденную действовать и развиваться вне определенных территориальных рамок, среди чужих народов. Мы видели уже, что эта особенность в истории еврейского народа кое в чем придала евреям совершенно своеобразный национальный облик. Не даст ли нам эта историческая особенность евреев ключа к разгадке причин возникновения антисемитизма?

По вопросу о времени возникновения еврейской диаспоры взгляды ученых до последнего времени резко расходились. Эд. Мейер (Gesch. d. Alt. III, 216) и Шюрер (о. с. 3, 31) относят образование диаспоры к эпохе Вавилонского плена; Моммзен (V. 489) и Штегелин (о. с. 22, пр. 1) ко временам Александра Македонского и Птоломея I, тогда как Г. Вилльрих (Juden und Griechen, 24 слл. 126 слл.) в 1895 г. относил возникновение диаспоры только к эпохе Маккавеев (Птоломея VI Филометора в Египте). Целый ряд новых папирусных данных заставил, однако, Вилльриха в его Iudaica, вышедших в 1900 г., отказаться от этой датировки. Последние раскопки еврейской колонии в Элефантине показали, что для возникновения диаспоры даже эпоха Вавилонского плена — слишком поздняя дата. Точно так же существовало разногласие и по вопросу о том, чем было вызвано расселение евреев. Так, по мнению Моммзена (ук. м), «еврейские поселения вне Палестины только в небольшой степени обязаны своим возникновением тем побуждениям, вследствие которых возникли колонии финикиян и эллинов. Евреи — искони земледельческий и живущий вдали от морского берега народ; поэтому его поселения вне родины — принудительное и относительно позднее образование, дело рук Александра и его маршалов». Этот несколько близорукий взгляд возник вследствие переоценки роли Палестины в истории еврейского народа. Уже с эпохи плена Палестина и еврейство — далеко не одно и то же. «Иерусалимская община не то же, что еврейство; вокруг нее находится, все более и более расширяя свои пределы, диаспора. Исходным пунктом ее была компактная еврейская община в Вавилонии. Отсюда она распространилась в Сузу, в Мидию, а вскоре также и на западные провинции… Начала этого развития восходят к глубокой старине» (Эд. Мейер, Gesch. d. Alt. III, 216). Послепленный Иерусалим сам был искусственным образованием еврейства диаспоры с центром в Вавилонии [71]; занятия и образ жизни жителей Палестины ни в коем случае не могут служить критерием для решения вопроса о происхождении диаспоры. Шюрер (о. с. III, 3) справедливо указал, что никак нельзя об'яснить возникновение диаспоры одними лишь насильственными переселениями; в этом случае было бы непонятно, почему евреи оказываются в большом числе преимущественно в крупных торгово-промышленных центрах древнего мира. Большая часть еврейских переселенцев (конечно, не из послепленной Палестины, а из Вавилонии — древнейшего крупного центра еврейства) были добровольными переселенцами; это были преимущественно торговцы и ремесленники. Возможно, впрочем, что эта колонизация в крупных размерах началась еще до Вавилонского плена, из самой Палестины. «Ужасные условия на родине могли содействовать этому — именно открытое со всех сторон положение Палестины, благодаря которому она являлась ареной войн между Сирией (ранее Ассирией и Вавилонией. — С. Л.) и Египтом». (Шюрер, там же). Таким образом, уже в эпоху Вавилонского плена, а вероятно, даже и раньше, евреи были по преимуществу народом рассеяния; Палестина была только религиозным и отчасти культурным центром с ничтожным экономическим значением; по справедливому указанию М. Фридлендера (о. с. 3), в диаспоре жило подавляющее большинство евреев. И эти евреи вовсе не считают своей родиной Палестину; Палестина только центр религиозного культа, а родина евреев — весь населенный ими мир. «Евреи так многолюдны, что их не может вместить одна какая-нибудь страна», — говорит Филон (in Flacc., 7): "Вот почему они населяют большую часть и притом богатейшие из стран Европы и Азии, как на суше, так и на островах. Своей метрополией они считают Священный Город, в котором находится святой храм Всевышнего Бога; но родиной своей они считают те страны, которые достались им как местожительство, от отцов, дедов, прадедов и еще более древних предков и в которых они сами родились и были воспитаны».