В 47 г. Никитенко в дневнике пишет о распоряжении Уварова не допускать в журналах никаких переводных романов; да и вообще каждый перевод предъявлять на усмотрение попечителя; Никитенко считает распоряжение нарушением цензурного устава; хочет объясняться с министром, но понимает бесполезность этого; разговор с председателем комитета о распоряжении; тот согласился, даже объявил о своем мнении в комитете; решили не исполнять распоряжение министра, оставить все по- прежнему; разговор о споре на заседании комитета с (Мусин-Пушкиным (попичителем), который объявил, что надо совсем уничтожить в России романы, чтобы никто не читал их; резкая характеристика попечителя: никогда на служебном поприще не встречался с таким глупцом (307).
Конкретные случаи цензурных придирок (значительная часть их упоминается в дневнике Никитенко):
Придирки уже с первых лет царствования Николая. Попытка продолжать «Полярную звезду», альманах декабристов, под названием «Звездочка» на 26 г. Альманах подготовлен, утвержден цензурой, его начали печатать, но на стр. 64 печатанье прекращено, альманах конфискован и уничтожен. После этого в «Невском альманахе» на 27 г. напечатаны произведения некоторых авторов из запрещенной «Звездочки», с измененными названиями и именами авторов. Бенкендорф обратил на это внимание, послал запрос Шишкову, и лишь заступничество Дибича спасло издателей от наказания.
Донос поступил и на журнал «Московский вестник» Погодина, начавший выходить с 27 г. В доносе утверждалось, что в нем собрались «бешенные либералы», стремящиеся ввести в журнал политику; их образ мыслей отзывается самым явным карбонаризмом; худшие из них — С. А. Соболевский и В. М. Титов. Собираются они у В. Ф. Одоевского. Не исключено, что к доносу причастен Булгарин: ведь «Московский вестник» был задуман как издание, направленное против Булгарина.
В январе 30-го года посажен на гауптвахту А. Ф. Воейков за публикацию в первом номере его журнала «Славянин» стихотворения «Цензор», где досталось «некоему Г (в оригинале Вяземского „Голицын“), ханже и невежде». Во время следствия выяснилось, что автор стихотворения — П. А. Вяземский. По его словам, Воейков напечатал «Цензора» без разрешения, несколько изменив его, как перевод с французского, с подзаголовком «Басня». Главное Управление и III отделение признали, что в стихотворении нет неблагонамеренности; дело было прекращено, цензор (К. С. Сербинович) не наказан. (см. подробнее -478? — 9).
В мартовской книге журнала «Атеней» за 29 г., издаваемого М. Г. Павловым, напечатана статья «Антропологическая прогулка». Там упоминался иронически какой-то гвардейский офицер. Великий князь Михаил Павлович, командир Отдельного гвардейского корпуса, счел это обидным для гвардии, подал представление на высочайшее имя. Царь потребовал от Бенкендорфа объяснений. Тому пришлось оправдываться. Он ссылался на глупость цензора, (В. В. Измайлова — писателя, человека образованного и совсем не глупого), на неосмотрительность и невежество Павлова (профессора московского университета). Важно было найти отговорку.
Восстание 30 г. в Польше. Драма Погодина «Марфа Посадница», в весьма благонамеренном патриотическом тоне. Цензор С. Т. Аксаков не имел к ней никаких претензий, но в связи с французскими и польскими делами решил посоветоваться с Бенкендорфом, послал ему пьесу. Тот ответил любезным письмом: о том, что читал «Марфу Посадницу» с величайшим удовольствием, что она написана в духе благородном и похвальном, он не предвидит ничего, что могло бы помешать ее выходу, но… советует « в предупреждение какой-нибудь неприятности , отложить обнародование сего сочинения до перемены нынешних смутных обстоятельств». Дав такой совет, Бенкендорф оставляет разрешение пьесы на усмотрение Аксакова, который, естественно, ее запретил. Зато Погодин был награжден за статью о правах России на Литву, посланную им Бенкендорфу, позднее отправленную автором в «Телескоп». Бенкендорф спрашивал Погодина, какого награждения тот за нее желает: она «читана (т. е. читана царю — ПР ) и понравилась».
Хотели дать награду и Каратыгину за громогласный «рёв»: «Гром победы раздавайся» из водевиля «Знакомые незнакомцы», имевшего огромный успех, понравившегося Николаю. Бенкендорф, разговаривая с Каратыгиным на эту тему (он хорошо знал артиста, поддерживал с ним дружеские отношения, бывал в его доме), намекнул, что можно многое выиграть, и во мнении царя, и в авторской карьере, если вставить в водевиль несколько куплетов о нынешних событиях (Польша, холера и пр.). Тот не согласился, отказался, сказал, что не хочет профанировать своих патриотических чувств. Бенкендорф якобы с похвалой отозвался об этом решении: Я вас любил, как человека талантливого, а сейчас уважаю, как честного.
Читать дальше