Ничего антиправительственного в таких заявлениях не скрывалось. Но объективно они противоречили и словам царя, поставленных в название главы, и высказыванию Бенкендорфа о том, как должна изображаться история России, и теории «официальною народности», сформулированной вскоре Уваровым. Они видели в мысли опасность, Полевой же призывал и учил мыслить . Знаменательно, что многие положения Полевого, в частности о подлинном патриотизме, об отношении к Западу послужили позднее основой для выводов Белинского, вложившего в них революционный смысл, о чем редактор «Московского телеграфа» и не помышлял.
Вернемся к Уварову. Отношения Полевого с ним и с III отделением любопытны и не совсем ясны. Уже в конце 1820-х гг. Полевой стремится расширить поле своей деятельности. В 1827 г. он подает в московский цензурный комитет план трех изданий: уже выходившего журнала «Московский Телеграф», планируемых «Энциклопедической летописи отечественной и иностранной литературы» и газеты «Компас». Их разрешил Московский цензурный комитет. Но публикация политических известий и статей о театре требовала дозволения министра просвещения (Шишкова). Тот распорядился по поводу политических известий связаться с министерством иностранных дел, а статей о театре, зная, что они под контролем III отделения, разрешить не решился. На прочее дал согласие, но потом взял его обратно, так как к Бенкендорфу поступило несколько записок о неблагонадежности Полевого. В одной из них указывалось, что Полевой родом из 3-го сословия, недовольного существующим положением, стремящегося к уравнению их прав с привилегированными классами. Речь шла и о том, что Полевой обращается к именам Вольтера, Дидро, с симпатией упоминает (намеками) о погибших декабристах, с сочувствием отзывается о независимости Америки. «Вообще дух сего журнала есть оппозиция», указывалось в записке (Скаб233). В ней же шла речь о том, что Полевой ищет протекции у людей высших сословий, литераторов одного с ним образа мыслей. Как пример приводился Вяземский (его стихотворение «Негодование»): «Сей Вяземский, меценат Полевого, и надоумил его издавать политическую газету». Попутно автор записки вообще обвиняет в вольнодумстве московскую литературу, журналистику, цензуру. По его словам, со времен Новикова, в Москве одобряются всё, подлежащее запрещению. Цензоры «часто делают непозволительные промахи», беспрекословно повинуясь Вяземскому. Последнему покровительствует и товарищ министра просвещения < Д.Н.> Блудов, который ни в чем не может ему отказать (Вяземский по родству с женой Карамзина связан с Блудовым). О том, что следует, как во Франции, дозволять политические газеты только с высочайшего разрешения. В записке содержатся верные факты (близость Полевого с Вяземским, с пушкинским кругом), но они смешаны с самыми бредовыми утверждениями. И главное — донос обвинял Полевого в связях с дворянским либерализмом, с декабристами, с оппозицией (даже Радищева умудрился автор приплести!). Очевидно, кому-то очень не хотелось допустить осуществление плана Полевого. Чью-то монополию подрывал его замысел. Попахивало снова Булгариным. А за ним стояло III отделение. Во всяком случае Шишков, видимо, испугался и взял назад свое разрешение.
Полевой продолжал себя держать весьма независимо, влезая в полемики, иногда довольно скандальные. В конце 1828 г. он ведет шумную полемику с изданием литературных староверов, «Вестником Европы» Каченовского. Тот грозит ему доносом и в декабре 1828 г. выполняет свою угрозу. Его жалоба в московский цензурный комитет, который потребовал объяснений от цензора С. Н. Глинки, разрешившего выпады против «Вестника Европы». Тот попросил Каченовского ответить, какие точно места, по его мнению, для него оскорбительны. Каченовский подает объяснительную записку с цитатами, хотя и ехидными, но не содержащими ничего особенно оскорбительного. Совет Московского университета принял сторону Каченовского. Он просил председателя цензурного комитета наложить на Полевого взыскание, не допускать подобные оскорбления в будущем. Московский цензурный комитет счел жалобу Каченовского основательной, передал ее высшему начальству, просил предписания о запрещении всякой критики на личности. Но один из членов московского цензурного комитета, В. В. Измайлов, не согласился с таким решением, так как в цензурном уставе нет запрета на критику одного журналиста другим. В итоге дело перекочевало в Главное Управление…, которое не поддержало Каченовского. Вокруг Полевого возникает атмосфера скандалов, возможно, сознательно им создаваемая (реклама, оживление журнала). Но были у него и принципиальные соображения: напомним, что Полевой — убежденный противник литературных староверов, сторонник романтизма.
Читать дальше