Макар Бабиков - Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты

Когда расставались, Петерсен попросил ребят никому не рассказывать, что они его видели. Парни ответили:

— Мы не из таких, которые болтают. Да и вообще в Гресбаке нацистов нет. Есть только один выродок на всю лопарскую общину, зовут его Айкью.

Когда большая талая вода скатилась в ручьи, речки и болота, а нижние скаты сопок и тропинки подсохли — наступила уже третья декада мая, — разведчики втроем отправились в Бугей-фьорд. Они намеревались в прибрежных селениях навестить старых знакомых и, если удастся, завязать контакты попрочнее.

У селеньица Бугей-фьорд — оно приткнулось к берегу в самой южной оконечности фьорда, дорога пробегала возле домов и тянулась на юго-восток, к Нейдену, — подошли к трем домам, особняком прилепившимся между дорогой и берегом. В одном из них жил Пер Равна.

Оддвар залег на высотке — она крутым спуском прижималась почти к самому фьорду, оставляя только узкую полосу для дороги, — наблюдать, чтобы его друзей не застигла какая-нибудь беда. Нистрем и Петерсен пошли к этим домикам.

У одного дома увидели женщину. Нистрем узнал сестру Пера, поздоровавшись, расспросил ее про брата. Выяснилось, что он отправился ловить семгу. Нистрем сказал, что они с приятелем занимаются проводкой телефонной линии, — когда-то он и в самом деле работал на таком подряде, научился ставить столбы и тянуть провода. Они из своего укрытия видели накануне, как немецкие солдаты прокладывали телефонный кабель невдалеке от дороги. Посещение выглядело вполне убедительно. Никаких сомнений в душу женщины не закралось. Нистрем спросил, не намеревался ли Пер подработать на строительстве этой телефонной линии. Но, по словам сестры Пера, в селении незанятых людей нет, все при каком-то деле. Только один человек не работает — Арне Педерсен, но он болен, живет в соседнем доме.

Разведчики отправились к соседу. Шли по поселку в открытую, встречались с немцами и с молодыми норвежцами. Один парень ремонтировал велосипед. Немцы раскатывали с барабана кабель.

Педерсен копался возле своего дома в садике. Хенри Петерсен знал его раньше, когда тот работал в Якобснесе, виделся и позже, но Арне не узнал пришедших. Присели на скамье, закурили. Постепенно разговор перешел на оккупантов.

Педерсен сказал, что ненавидит немцев, со злостью бросил окурок под ноги и затоптал его каблуком, потом добавил, будто он рад, что на норвежской земле появились партизаны, будь он помоложе, поздоровей — сам бы пошел к ним.

— А ты тоже можешь быть полезным освобождению Норвегии, — заметил Хенри Петерсен.

Арне впервые внимательно посмотрел на собеседника и тут же его вспомнил.

— Хенри, я тебя сразу и не узнал, — сказал он Петерсену. Хозяину дома было известно, что Петерсен еще летом сорокового года ушел в Советскую страну.

— Пойдемте в дом, что сидеть на улице. — Педерсен поднялся и пригласил гостей к себе.

В доме заговорили о деле.

— Раз ты болен не тяжело, можешь иногда съездить в Киркенес.

Нистрем рассказал Педерсену, что их интересует, дал адреса знакомых и родственников в Киркенесе, к кому Педерсен мог бы обратиться.

Педерсен сообщил, что он видел у немцев в Чельмансесе, когда работал там до болезни.

Из бесед с Педерсеном, с другими жителями прибрежных селений разведчики уяснили, как живут при оккупационном режиме их соотечественники. В месяц на человека полагалось менее пяти килограммов муки, килограмм маргарина, двенадцать килограммов картофеля. Рыба, соль и спички продавались без карточек. Мяса не было совсем. Одежду, обувь можно было достать с большим трудом. Торговали салфетками, гардинами и одеялами из бумаги. Суд в Киркенесе постоянно рассматривал дела о кражах, контрабанде и других деяниях подпольного бизнеса. Недавно судили контрабандистов, которые провозили товары из Финляндии и продавали норвежцам по баснословным ценам: чулки вместо цены в 5 крон продавались за 45, костюм мужской, обычно стоивший 200 крон, шел на этом рынке уже по 600. Пачка папирос стоила от 20 до 40 крон.

Как-то в газете «Киркенес» попало на глаза объявление о том, что стало много случаев, когда дети воруют развешанную для сушки рыбу. Местные власти предупреждали, что виновные будут выдаваться полиции для наказания, а взрослым за поимку детей, ворующих рыбу, было обещано вознаграждение в 25 крон.

Ужесточились меры против дезертиров. Немецкий военный суд присудил к расстрелу солдата за то, что он покинул часть и скрылся в горах. Женщина, помогавшая ему бежать, посажена в тюрьму на три года.