Глеб Благовещенский - Наполеон I Бонапарт

Другое, совсем другое дело – мать Бонапарта, Летиция. Как вспоминает сам Наполеон: «… это была голова мужчины на теле женщины ». Летиция происходила из древнего и некогда знатного корсиканского рода. Ее выдали замуж в возрасте 14 лет; Шарль был старше ее на 4 года. У Д. С. Мережковского о ней сказано:

«Синьора Летиция славилась красотой даже на Корсике, где красавиц множество. Сохранился ее портрет в молодости. Прелесть этого лица, с таинственно-нежной и строгой улыбкой, напоминает Мону Лизу Джиоконду или родственных ей, так же, как она, улыбающихся этрусских богинь, чьи изваяния находятся в незапамятно древних могилах Тосканы – Этрурии. Как будто из той же темной древности светит нам и эта улыбка второй Джиоконды, этрусской Сибиллы, – Наполеоновой матери». Она, хоть и происходила из дворянского рода, практически ничем не отличалась от простой поселянки. «Грамота, письмо да первые правила арифметики – вот все, что она знала. Даже говорить по-французски не научилась как следует: коверкала слова грубо и смешно, на итальянский лад. На пышных тюльерийских выходах являлась в простом, почти бедном, платье: бережлива была до скупости. „Люди говорят, что я скаредна, vilaine; пусть говорят… Может быть, когда-нибудь дети мои будут мне благодарны, что я для них берегла“. Все копила – coumoulait, на черный день, а когда он пришел, готова была для Наполеона продать все до последней рубашки».

Она изначально была готова ради Наполеона на любое самопожертвование, словно чувствовала, кого суждено ей произвести на свет. Когда корсиканцы подняли антифранцузский мятеж, она бесстрашно примкнула к восставшим наряду со своим супругом. Потрясенный ее мужеством, Д. С. Мережковский с восхищением пишет:

«Восемнадцатилетняя синьора Летиция, беременная по шестому месяцу вторым сыном Наполеоном – первым был Иосиф, – сопровождала мужа в этой трудной и опасной войне. В диких горах и дремучих лесах, то верхом, то пешком, карабкаясь на кручи скал, пробираясь сквозь чащи колючих кустов – корсиканских „маки“, переходя через реки вброд, слыша над собой свист пуль, неся одного ребенка на руках, а другого под сердцем, она ничего не боялась… Однажды едва не утонула в реке Лиамоне. Брод был глубокий; лошадь потеряла дно под ногами и поплыла, уносимая быстрым течением. Спутники Летиции перепугались, бросились за нею вплавь и закричали ей, чтобы она тоже кинулась в воду – спасут. Но бесстрашная всадница укрепилась в седле и так хорошо управилась с лошадью, что благополучно добралась до берега. Вот когда, может быть, уже передавала Наполеону свое чудесное мужество – крепость Святого Камня, Pietra-Santa.

Ничего не боялась за него; носила младенца под сердцем так же спокойно и радостно, как потом на руках: посвятила его Пречистой Деве Марии и знала, что Она его сохранит».

«Это была деятельная, ловкая и разумная женщина, с суровой сдержанностью и вместе с нежностью управлявшая своей семьей, заботливо исправлявшая в Наполеоне все детские выходки его независимой гордой души», – отмечает французский биограф будущего императора Франции Пеэр. Характерно, что сам Наполеон, вспоминая впоследствии о временах своего детства, признается: «Моей матери, ее твердым принципам обязан я своим положением и всем, что я успел сделать доброго… Моя мать обладала твердым характером, была хорошо воспитана и горда. Низкие чувства были далеки от нее. Она окружала своих детей всем, что было великого и славного…» И в другом месте: «Моя превосходная мать – женщина с умом и сердцем, – говаривал он. – Нрав у нее мужественный, гордый и благородный. Ей обязан я всем моим счастьем, всем, что сделал доброго… Я убежден, что все добро и зло в человеке зависит от матери».

Эти признания говорят о многом.

Наполеон всегда бесстрастно придерживался фактов – в этом его кардинальное отличие от знаменитых деятелей, обожающих манкировать словами и чувствами. Его слова всегда шли от сердца, а потому они – истинны. Именно влиянию матери, ее присутствию в своей жизни был обязан юный Наполеон тому, что смог устоять и не сломаться под тягостным бременем сознания собственной социальной ущербности и презрения, что выказывали ему другие школьники.

Вдобавок и внешностью он обладал весьма характерной; это также препятствовало ему быть принятым в школьное сообщество, сойти за «своего». Он походил не столько на человека, сколько на какого-то неведомого зверька. « Цвет лица смуглый, волосы на голове торчком, вся фигура до крайности худощава. Он не обладал особенно располагающей внешностью, не имел приятных манер и не умел изящно выражаться. Мало того, он даже плохо владел французским языком, проявляя резкий итальянский выговор. Грубые задирания и насмешки, которыми учащаяся молодежь имеет привычку встречать новичков, приводили Наполеона в величайшее озлобление. Он оставался одиноким, избегал товарищей и всецело предался изучению наук. Он презирал игры и забавы своих товарищей, если же ему приходилось быть в обществе товарищей, то он высказывал к ним такое презрение, что оно приводило их в справедливое негодование… » – так свидетельствуют биографы, и у нас есть все основания им верить.