Николай Миклухо-Маклай - Человек с Луны

Профессору-антропологу А. П. Богданову (С.-Петербург,

клиника Вилие, 15 марта 1888 г.)

Послесловие. Б. Н. Путилов

Примечания

---------------------------------------------------------------

Аннотация редакции: В книге помещены путевые дневники, статьи и

письма великого русского путешественника, ученого-гуманиста

Николая Николаевича Миклухо-Маклая. Центральное место занимают

его рассказы о пребывании на Берегу Маклая, о взаимоотношениях с

папуасами, о торжестве дружбы, человечности, взаимопонимания. В

книге раскрываются нравственный облик русского ученого-демократа

и его жизненные принципы, предстает трудный, исполненный

драматизма жизненный путь.

---------------------------------------------------------------

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

П и с ь м о Л. Н. Т о л с т о г о Н. Н. М и к л у х о-М а к л а ю 25 с е н т я б р я 1886 г.

Многоуважаемый Николай Николаевич!

Очень благодарен за присылку ваших брошюр. Я с радостью их прочел и нашел в них кое-что из того, что меня интересует. Интересует - не интересует, а умиляет и приводит в восхищение в вашей деятельности то, что, сколько мне известно, вы первый несомненно опытом доказали, что человек везде человек, т. е. доброе общительное существо, в общение с которым можно и должно входить только добром и истиной, а не пушками и водкой. И вы доказали это подвигом истинного мужества, которое так редко встречается в нашем обществе, что люди нашего общества даже его и не понимают. Мне ваше дело представляется так: люди жили так долго под обманом насилия, что наивно убедились в том, и насилующие и насилуемые, что это-то уродливое отношение людей, не только между людоедами и нехристианами, но и между христианами, и есть самое нормальное. И вдруг один человек, под предлогом научных исследований (пожалуйста, простите меня за откровенное выражение моих убеждений), является один среди самых страшных диких, вооруженный вместо пуль и штыков одним разумом, и доказывает, что все то безобразное насилие, которым живет наш мир, есть только старый отживший humbug (т. е. вздор. - Б. П.), от которого давно пора освободиться людям, хотящим жить разумно. Вот это-то меня в вашей деятельности трогает и восхищает, и поэтому-то я особенно желаю вас видеть и войти в общение с вами. Мне хочется вам сказать следующее: если ваши коллекции очень важны, важнее всего, что собрано до сих пор во всем мире, то и в этом случае все коллекции ваши и все наблюдения научные ничто в сравнении с тем наблюдением о свойствах человека, которые вы сделали, поселившись среди диких и войдя в общение с ними и воздействуя на них одним разумом, и поэтому, ради всего святого, изложите с величайшей подробностью и свойственной вам строгой правдивостью все ваши отношения человека с человеком, в которые вы вступили там с людьми. Не знаю, какой вклад в науку, ту, которой вы служите, составят ваши коллекции и открытия, но ваш опыт общения с дикими составит эпоху в той науке, которой я служу, - в науке о том, как жить людям друг с другом. Напишите эту историю, и вы сослужите большую и хорошую службу человечеству. На вашем месте я бы описал подробно все свои похождения, отстранив все, кроме отношений с людьми. Не взыщите за нескладность письма. Я болен и пишу лежа, с неперестающей болью. Пишите мне и не возражайте на мои нападки на научные наблюдения. Я беру эти слова назад, а отвечайте на существенное. А если заедете, хорошо было бы.

Уважающий вас

Л. Т о л с т о й

О т в е т н о е п и с ь м о Н. Н. М и к л у х о-М а к л а я (С.-П е т е р б у р г, 29 я н в а р я 1887 г.)

Ваше сиятельство, глубокоуважаемый граф Лев Николаевич!

Позвольте искренно поблагодарить вас за письмо от 25 сентября и вместе с тем прошу простить, что только теперь отвечаю на него. Письмо не только было для меня интересно, но результат чтения его повлияет немало на содержание книги о моих путешествиях. Обдумав ваши замечания и найдя, что без ущерба научному значению описания моего путешествия, рискуя единственно показаться некоторым слишком субъективным и говорящим чересчур много о собственной личности, я решил включить в мою книгу многое, что я прежде, до получения вашего письма, думал выбросить. Я знаю, что теперь многие, не знающие меня достаточно, читая мою книгу, будут недоверчиво пожимать плечами, сомневаться и т. д. Но это мне все равно. Для того, чтобы мотивировать, почему мне пришлось сделать мой рассказ более длинным, вы, надеюсь, позволите мне в одном из дополнений к 1-му тому моей книги напечатать несколько выдержек из вашего письма, т. к. мне невозможно будет объяснить более кратко и просто причину, заставившую меня вставить несколько эпизодов, характеризующих мои отношения к туземцам, т. к. я убежден, что самым суровым критиком моей книги, ее правдивости и добросовестности во всех отношениях буду я сам.