Сергей Павлюченков - Военный коммунизм в России - власть и массы

В 30–40-е годы, в связи с происходившим тогда процессом абсолютизации государственной власти и насаждения в общественном сознании соответствующего абсолютизму историко-философского обоснования, объективное исследование проблем истории военного коммунизма оказалось вообще невозможным. В «опалу» угодили даже некоторые ленинские документы, и чрезмерная пытливость в изучении наследия вождя стала просто небезопасной.

Историография 50–60-х годов не внесла качественных перемен в понимании внутренних противоречий военного коммунизма, но, несмотря на сохранившийся консерватизм принципиальных установок, эти годы были отмечены появлением нескольких крупных работ советских историков [17] Берхин И. Б. Ленинский план построения социализма. М., 1960; Биллик В. И. В. И. Ленин о сущности и периодизации советской экономической политики в 1917–1921 гг. и о повороте к НЭПу // Исторические записки. Т. 80. 1967; Генкина Э. Б. Государственная деятельность В. И. Ленина в 1921–1923 гг. М., 1969; Гладков И. А. Очерки советской экономики. 1917–1920. М., 1956; Лященко П. И. История народного хозяйства СССР. Т. 3. Социализм. М, 1956; Поляков Ю. А. Переход к НЭПу и советское крестьянство. М., 1967; Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне в России. М., 1968 и др. и возобновлением дискуссии о природе военного коммунизма на страницах исторических журналов, продолжавшейся и в 70-е и в 80-е годы. Только если в 50-х годах ее начало вызвал возрожденный ленинский тезис о том, что военный коммунизм был не просто суммой вынужденных войной мер, но и попыткой непосредственного перехода к коммунистическим отношениям, к социализму [18] Первая, робкая попытка реанимации ленинских высказываний об имевших место в период военного коммунизма ошибочных расчетах возможности непосредственного перехода к социализму прозвучала несколько ранее, уже в период послевоенного смягчения сталинского режима. См.: Генкина Э. Б. К истории выработки ленинского плана социалистического строительства // Вестник Московского ун-та. 1947. № 11. С. 34. , то в начале 70-х атаку повели его противники, отрицавшие за политикой военного коммунизма что бы то ни было, кроме объективной необходимости [19] Гимпельсон Е. Г. «Военный коммунизм»: политика, практика, идеология. М., 1973. . В 70-е годы уже явно ощущался недостаток прилива свежих научных сил. Дискуссию продолжают в основном старые авторы, по большей части повторяя и дополняя свою аргументацию 60-х годов.

Но в 80-е годы на базе этой длительной дискуссии появились работы более глубоко и объективно, чем прежде, отражавшие военный коммунизм и вводившие в научный оборот много нового материала [20] Амбарцумов Е. А. Ленин и путь к социализму. М., 1982; Дмитренко В. П. Советская экономическая политика в первые годы пролетарской диктатуры. № 1. 1986; Кабанов В. В. Крестьянское хозяйство в условиях «военного коммунизме». М., 1988; Юрков И. А. Экономическая политика партии в деревне. 1917–1920. М., 1980. . Военный коммунизм рассматривался в них уже не как система правительственных мероприятий, установок и иллюзий, но как всеобщее явление, как период, где правительственная политика составляет лишь элемент целого. Такой подход позволил отчасти стереть каинову печать «Краткого курса» с истории идейной борьбы в партии, которая перешла из области антиленинизма и провокаций политических изменников в сферу закономерного и органически вплелась в общие противоречия периода. Содержательность работ 80-х годов существенно притупила остроту той неизбежной грани между всей предыдущей историографией и ее новой волной, которая стала захлестывать отечественную историческую науку после окончательного устранения регламентирующих рамок развитием горбачевской «гласности».

Однако растворение откровенного и грубого внешнего давления на историков оказалось для них не столь сладостным, как когда-то мечталось. Последнее пятилетие ясно продемонстрировало, в чем широкая общественность видит для себя пользу и назначение истории. Оказалось — прав Ленин, который в 1919 году на VIII съезде партии говорил, что в историю следует углубиться лишь настолько, насколько это необходимо для решения насущных проблем. На рубеже 80–90-х годов историки сыграли свою роль, способствуя разрушению авторитарной идеологии, и ныне забыты «до востребования». В условиях, когда общество выясняет свои приоритеты не с помощью аргументированной полемики, а методами грубой силы и безыскусного вранья, ученые оказались не у дел. Масс-медиа отработали ряд бесхитростных стереотипов для управления общественным сознанием: революция, большевизм, Ленин — плохо; предпринимательство, демократия, религия — хорошо. И сколько бы теперь историки ни взывали горе, это бесполезно до тех пор, пока власть вновь не станет настолько монолитной и авторитарной, что в ее трещины могло бы проникать только лезвие тонкой, научно аргументированной критики. А пока историк как тот мужик-крестьянин весной 1918 года — отсутствие попечительства власти и полная свобода творчества. Только мужик тогда строил новые хоромы и богател на спекуляции продовольствием, а историку сейчас даже за самую виртуозную научную спекуляцию не «поднесут». Но в этом есть и нечто хорошее: появилась возможность, как во время Великого поста стряхнуть с себя наслоения, нагроможденные эпохой идеологических битв и притеснений.