Виктор Петелин - Жизнь графа Дмитрия Милютина

Отношения с Веной и Лондоном ничуть не улучшались, напротив, новые предложения в Вене были отвергнуты, дескать, они еще хуже предложений Сан-Стефанского договора, а Лондон предложил разделить Болгарию на две половины и предложить им равные права автономии. Но угроз уже не было.

За победу над Турцией оба главнокомандующих, два брата императора, получили звание фельдмаршала. Оба новых фельдмаршала обратились к Александру Второму с просьбой и ему, участнику войны, главному распорядителю, тоже присвоить звание фельдмаршала. Все затаили дыхание, может, откажется… «Признаюсь, я полагал, что это странное предложение будет отвергнуто, – записал в дневнике 2 мая Милютин, – но, к удивлению моему, в тот же день государь приказал наложить на свои погоны и эполеты знак фельдмаршальских жезлов».

В центре внимания императорского двора была подготовка к конгрессу в Берлине. Александр Второй из Зимнего дворца переехал в Царское Село, и вскоре оказалось, что императору нужны были сведения от военного министра и министра иностранных дел. А они в Петербурге! Император приказал Милютину и Гирсу переселиться в Царское Село. Но и Милютин, и Гире привели достаточно убедительные объяснения, почему они не могут оставить министерства без своего присутствия: дела в министерствах совсем остановятся.

– В прежние времена, – недовольно сказал император, – ни военный министр, ни министр иностранных дел не встречали затруднений жить всегда там, где жил и государь.

В эти дни получили известие из Лондона, который наконец-то согласился на участие в конгрессе, не требуя от России удаления нашей армии от Константинополя.

Стоило только с этим дипломатическим узлом развязаться, как другая беда нахлынула на императора: князь Горчаков почувствовал себя значительно лучше и поднял вопрос о поездке в Берлин. И снова обращаюсь к дневнику Милютина за 22 мая, который дает ему уничтожающую характеристику: «Несмотря на болезненное свое состояние, старик все еще не теряет надежды порисоваться: в последнее время дело представлялось ему в таком черном свете, что он, пожалуй, и рад был остаться в стороне, предоставив другим разыгрывать незавидную роль представителя России, в качестве подсудимого пред Европой; со вчерашнего же дня горизонт как будто начал проясняться – и вместе с тем наш престарелый канцлер снова увидел для себя луч надежды: хорошо пойдет дело на конгрессе – его имя украсит еще один из важных исторических актов нашего века; пойдет худо – ничто не помешает ему, ради болезни, уехать куда-нибудь на воды и отказаться от подписания позорного для России приговора». Биографы иногда упрекают Милютина за резкие характеристики государственного канцлера, но такое мнение было не только у Милютина, но и у императора, который не хотел его пускать на конгресс. По дороге из Царского Села в Петербург Александр Второй пожаловался, что ему предстоит уговорить «двух больных подагриков – кн. Горчакова и кн. Барятинского и отклонить одного от намерения ехать на конгресс, а другого от желания командовать армиями». Но, по мнению Милютина, это не совсем удалось: при встрече с императором князь Горчаков все-таки уговорил его, он поедет в Берлин. Но фельдмаршалу Барятинскому не удалось: Николай Николаевич Обручев, будучи свидетелем этой встречи, рассказал Милютину, что встреча друзей была весьма прохладной, император прямо заявил Барятинскому, что о командовании армиями не может быть и речи. И Барятинский уехал в свое имение.

На совещании у императора было решено послать на Берлинский конгресс князя Горчакова, русского посла в Англии графа Шувалова, русского посла в Германии графа Убри, Александра Нелидова, генералов Анучина и Бобрикова, полковника Боголюбова. 29 мая князь Горчаков с бароном Жомини и бароном Фредериксом уехали в Берлин, граф Шувалов и граф Убри уехали еще накануне, 28 мая.

1 июня 1878 года открылся конгресс в Берлине. Граф Андраши предложил председателем избрать князя Бисмарка. Секретарем конгресса был назначен германский дипломат Радовиц, помощниками его – три немецких чиновника и французский дипломат. Договорились прения вести на французском языке, но, если англичанам нужен английский, пусть говорят на английском.

– Долгом считаю, – сказал Бисмарк, открывая конгресс, – прежде всего благодарить именем императора, моего августейшего государя, за то единодушие, с которым все кабинеты откликнулись на приглашение Германии. Согласие это можно считать первым залогом счастливого завершения нашего общего дела. События, вызвавшие собрание конгресса, памятны всем. Уже в конце 1876 года кабинеты соединили свои усилия для восстановления мира на Балканском полуострове. Тогда же изыскивали они надежды ручательства улучшения участи христианского населения Турции. Усилия эти были безуспешны. Вспыхнуло новое, еще более страшное столкновение, которому положило конец соглашение в Сан-Стефано. Постановления этого трактата в нескольких статьях изменяют порядок вещей, установленный прежними европейскими договорами, и мы собрались здесь, чтобы подвергнуть Сан-Стефанский трактат свободному обсуждению кабинетов, подписавших трактаты 1856 и 1871 годов. Цель наша – утвердить с общего согласия и на основании новых ручательств мир, в котором так нуждается Европа.