Эдвардас ГУДАВИЧЮС - История Литвы с древнейших времен до 1569 года

До самого конца XIV в. титул литовского монарха не обретал завершенности (так было во всех ранних монархиях). Очень часто католики Литвы именовали правителей королями, а русские – великими князьями. Это было бытовым титулованием. Правовая и сакральная доктрина признавала королевский титул лишь за теми правителями Европы, кто получал его с согласия папы или импе- /98/ратора. Миндовг добился этого, но после его гибели языческая Литва утратила статус королевства.

До определенного времени великий князь успешно лавировал, доминируя в пестром лоскутном государстве. Больше всего стараний прилагалось для того, чтобы заменить родных и двоюродных братьев сыновьями. Династия Гедиминовичей расслаивалась на отдельные семейства; самые дальние в прямом смысле отдалялись от Вильнюса. Однако наиболее резко это проявилось в последней четверти XIV в. До того политическая система Литвы себя оправдывала. Литовское государство обрело значительный политический и военный потенциал.

Ко времени создания государства литовский этнос прошел уже значительный путь развития от небольшого племени до целостного племенного комплекса. В отличие от большинства государств Центральной Европы, объединивших не один этнос, Литва выросла из одного – литовского – племени. Потому для этого государства не была актуальной проблема ассимиляции племенной знати, и процесс формирования литовской народности происходил легче и быстрее.

Народность складывается, когда возникает потенциальный хранитель национального самосознания – социальная элита, которая постоянно кормится дополнительным продуктом, созидаемым общественным большинством, и потому обладает возможностями осуществлять организационную и политическую деятельность. Иначе говоря, нация должна обладать прочно и четко поляризованной социальной структурой, способной породнить – на принципе единства противоположностей – народ, производящий дополнительный продукт, и социальную верхушку, присваивающую этот продукт. Чаще всего подобное положение возникает и укрепляется в условиях государства. Так случилось и с Литвой.

Феодальное сословие сложилось не сразу, ибо племенная знать в этническом и политическом отношении лишь постепенно склонялась к государственному строительству. Подобный перелом в сознании состоялся на исходе XIII в., когда, наперекор всем сложностям, верхушка возникшей феодальной прослойки проявила явную за- /99/интересованность в том, чтобы Литовское государство существовало. Литовский монарх воспринимался как свой правитель, а служение ему – как достойное и выгодное поведение. Угроза Литовскому государству становилось угрозой этому выгодному и достойному положению. Таким образом племенную ориентацию немногочисленных князей, наместников и старост сменила государственная ориентация. Это и было изначальным восприятием национальной принадлежности. Оставшаяся часть феодалов относилась к наместникам и старостам как к «своим», т. е. как к руководителям, вышедшим из их же рядов, а великий князь в их глазах был главнейшим гарантом такого положения. Кстати, этот «свой» порядок они не отличали от прежнего племенного порядка, традиция позволяла им воображать, что и раньше всё было так же или очень похоже. Итак, этническая ориентация значительной части феодалов была полу-племенной. Еще в большей степени племенная ориентация была присуща народу. Все эти прозаические моменты были основой, на которую накладывалось восприятие своего языка, своих обычаев и своих ближних, порождавшее не только материальное, но и духовное приятие собственной жизни.

Появление слоя феодалов, влияние сети замков и дворов на внутреннюю жизнь «полей» соединяло людей новыми и более крепкими, пусть и сложными, узами. К середине XIV в. разросся слой /100/феодальной элиты, стало больше наместников, старост и их подручных. Приятельские и родственные отношения связывали этих подручных с большинством военно-служилых на местах. Тем самым слой «национально настроенных» все более прирастал числом, а его политическое влияние в среде феодалов (а через них – и в народе) становилось решающим. Это явление охватило весь литовский этнос, потому мы можем его считать показателем возникновения нации как этнической общности. Национальное самосознание литовцев проявилось как идеология, явным ориентиром которой было государство.