Эдвардас ГУДАВИЧЮС - История Литвы с древнейших времен до 1569 года

15 июня литовцы представили проект, подкрепленный этими аргументами. Польские сейм и сенат почувствовали, что критика акта об экзекуции расшатывает их правовые опоры, и не согласились отказаться от него. Однако, защищая и пропагандируя его, они уже не шарахались от идеи двустороннего заключения актов об унии. По их мнению, это было бы гарантией непререкаемости унии. С другой стороны, это можно было расценить как отказ от односторонней экзекуции. Литовцы выиграли соглашение, которое они могли интерпретировать в выгодном для себя смысле.

В ответ на литовский проект польский сенат подготовил новый, подчеркнуто окончательный, проект соглашения об унии. Внешне он почти не содержал уступок, но в нем было важное по сути изменение, ибо упор уже делался на акт 1501 г. Полякам эта уступка не казалась существенной, а литовцам она позволяла трактовать сохранение центральных должностей как сохранение государственности. При таком козыре литовцам было легче защищать важнейший постулат о двух печатях. Им удалось, достигнув соглашения /656/или видимости согласия по другим вопросам, превратить этот постулат в средоточие всего спора: две печати свидетельствовали о наличии двух государств, хотя декларации о «едином теле» и Польской короне позволяла полякам считать их союз неравноправным. Одна печать означала бы одно государство, которое именовалось бы Польшей. Поскольку внешняя уступчивость литовцев помогла сторонам найти общий язык, Сигизмунд-Август и польский сенат согласились и на две печати. Здесь важную роль сыграла примирительная позиция Сигизмунда-Августа, стремившегося побыстрее завершить изнурительную работу. Камнем преткновения оказался польский сейм, который воспротивился применению двух печатей, ибо инстинктивно сознавал, к чему это приведет. Были споры и из-за Ливонии, которую поляки желали забрать себе. Обходной маневр, успешно начатый литовцами, застопорился, следовало делать решающий ход.

28 июня на общем заседании Иван Ходкевич, апеллируя прежде всего к Сигизмунду-Августу, произнес резюмирующую речь. Она была обсуждена и срежиссирована литовской делегацией. По- /657/нимая историческое значение момента и взвесив последствия каждого сказанного слова, жямайтский староста всю мощь своего красноречия и интеллекта психологически нацелил в глубину души Сигизмунда-Августа (как он ее видел и понимал), когда-то откликнувшейся на изумившую мир любовь Варвары Радзивилл. Подчеркнув ответственность делегации Литвы перед будущими поколениями литовцев и ее долг защитить отчизну, он признал, что у делегации нет выхода. Во имя согласия он обещал не затрагивать спорных вопросов о Ливонии и о двух печатях, но высказал это такими словами, которые не содержали отказа от права вернуться к этим вопросам снова. Вынужденные покориться своему государю, литовцы все национальные надежды влагают в его руки и молят о спасении отчизны, которой сами они уже не в силах помочь. Именем Господа взывал Иван Ходкевич к совести монарха, и все литовские делегаты пали на колени перед своим великим князем. Речь Жямайтского старосты отвечала всем правилам ренессансной риторики и живо отозвалась в людских душах. Слезы текли по щекам делегатов, плакали даже некоторые польские зрители. Сигизмунд-Август был потрясен: несчастная родина любимой Варвары протягивала к нему руки, словно сама Варвара с ложа, ставшего ее смертным одром. В стене, о которую разбивались все усилия литовцев, возникла трещина. На сей раз делегатам Литвы позволили взять проект для редакционной доработки. Литовцы получили возможность внести незначительные на первый взгляд, но решающие по сути изменения, и они сумели найти нужные слова. 1 июля договор был заключен, состоялась присяга.

Акт об унии гласил, что королевство Польское и Великое княжество Литовское отныне являются единым неделимым телом и составляют единое общее благо. Этот – внешне наиважнейший – постулат был, конечно невыгоден для Литвы, однако вместе и нейтрален: не было сказано, как достигается это единое и неконкретизированное общее благо. Определенная конкретизация должна была следовать лишь из другого постулата: общий сейм созывался в Польше, избирал монарха, которого короновали в Кракове и не возводили на престол в Вильнюсе; сеймы становились только общими. Подобные формулировки позволяли считать монарха лишь королем Польши, однако этому противоречило условие, согласно которому сохранялся титул великого князя Литовского. Одним актом монарх должен был подтвердить права и вольности, но эти права и вольности относились не к «единому телу», но к «обоим народам и государствам». О скреплении печатями грамоты, утверждавшей права и вольности, не было сказано ничего. Все эти клаузулы стали юридическими ребусами, /658/которые можно было по-разному трактовать. Между тем, конкретные пункты говорили об отдельных государственных структурах, не разъясняя их иерархического соотношения, в также взаимодействия. Это были: отдельная администрации Литвы (врады) и отдельные права (законы). Согласно последним постулатам должна была наличествовать отдельная литовская территория с государственными границами, отдельное войско, отдельная казна, отдельная правовая система (включающая государственное право). Неконкретизированные общие сеймы практически не мешали превратить их в собрания отдельных фракций. Денежный курс должен был быть уравнен, но устранение литовских денег не предусматривалось. Было решено управлять Ливонией совместно.