Эдвардас ГУДАВИЧЮС - История Литвы с древнейших времен до 1569 года

Природное право литовского монарха, признаваемое de facto еще в языческие времена, научно в международном масштабе защищено Павлом Владимири в первой четверти XV в. (поскольку великий князь является христианским владыкой, несомненны первоначальные источники его прав). В генеалогических (первой половины XVI в.) схемах польских королей монаршая легитимация Ягеллонов велась непосредственно от Ольгерда. Легитимация великого князя Литовского ничем не отличалась от других суверенных монархов Европы. Внутри страны великий князь уже не был единственным институтом воплощения государственности, однако в иерархии занимал главенствующее место.

Став королем Польши на условиях Кревского договора, Ягайло втянул Литву в персональную унию с Польшей и пренебрег суверенитетом своей страны. Это пренебрежение стоило ему литовского трона, однако политические обстоятельства не позволяли прервать связи с его династией. Они сохранились в форме сюзеренных взаимоотношений великого князя Литовского с польским сеньором, что было подтверждено Островским, Вильнюсско-Радомским, Городельским и Гродненским договорами. Литва эти связи в одностороннем порядке разорвала в 1429–1432 г., /441/а окончательно – в 1440 г. Однако в том же 1440 г. младший сын Ягайло стал великим князем Литовским, и тем самым польская ветвь Гедиминовичей утвердилась на литовском престоле. Возникновение институтов сословного представительства переместило вотчинное наследование от личности к династии, но таким образом окончательно подтвердило исключительные права династии Ягеллонов в ущерб другим Гедиминовичам. Ягеллоны вернулись в Литву, когда та стремилась к компромиссу с Польшей. В то же время политические устремления Польши заставляли ее избирать королями представителей той же династии, хотя шляхта отвоевала право свободного избрания правителя. Литовский престол стал для Ягеллонов гарантией получения польской короны.

Высшей целью каждого Ягеллона был польский трон, но рассчитывать на него он мог, лишь будучи литовским государем (исключение – Иоанн-Альберт в 1492–1501 г.). Великое княжество Литовское получило роль главного столпа династии. С точки зрения обретаемого менталитета, каждый Ягеллон, воспитывавшийся и пребывавший преимущественно в Польше (где культура была выше, а европейские связи шире) становился поляком. Литва ему была нужна, но в ней не существовало польских удобств, и ее дела выглядели как тягостная повинность. Однако эта страна была не только ступенью к польскому трону – она предоставляла большую политическую и экономическую мощь для достижения главной цели. Поэтому Ягеллоны были заинтересованы в литовской государственности и в ее противостоянии аннексионистским потугам Польши. Такая позиция выявилась в ту пору, когда королем стал Казимир I, и она (если не принимать в расчет колебаний Александра II) не менялась до шестидесятых годов XVI в. Признавая в Литве ее неограниченный суверенитет, в Польше по этому вопросу Ягеллоны выражались неопределенно, чем фактически поддерживали Литву. Это вынуждало польскую знать и шляхту вновь избирать королем очередного Ягеллона. Потому персональная уния Литвы и Польши стала во- /442/зобновляемым фактором, а именно это и удовлетворяло династические стремления Ягеллонов.

Однако взгляд Ягеллонов на династические связи Литвы и Польши не был однозначным, поскольку вершиной их династических чаяний был польский престол. В тех случаях, когда действия литовской знати провоцировали династические комбинации Гедиминовичей (Витовта Великого, Сигизмунда I) или Ягеллонов (Александра II), располагавшийся на польском троне Ягеллон всегда прибегал к декларациям от имени верховного князя Литовского, а то и напоминал о сюзеренитете Польши. В этих случаях он вторил польским политикам, ибо Литва переставала быть истоком /443/его собственной власти. Такое положение мешало литовским политикам разорвать персональную унию с Польшей, потому как лишь Ягеллон, правящий в обеих странах, был заинтересован считаться с суверенитетом Литвы. Компромисс был найден только в последние годы правления Сигизмунда II (1544–1548), когда удалось фактически отделить прерогативы верховного князя Литовского от суверенных претензий Польши: прибывший в Вильнюс юный Сигизмунд-Август осуществлял ограниченные, но вполне определенные правящие функции, одновременно представляя своего отца как реального монарха Литвы, а не как польского сюзерена.