Адсон Монтьер-Ан-Дер - Новые записки о галлах

У меня уже прозвучало сравнение буквы и ноты. И в самом деле, разве разлинованный, как нотоносец, пергамент по мере труда скриптора не становится похожим на партитуру ? Разве не начинаем мы слушать музыку рукописи, едва только откроем её, едва лишь увидим причудливейшую, подчас, криптографию её нотации, говорящей более слуху, чем глазам ? Вот "distinctio maxima" - точка, ставящаяся наверху строки и означающая окончание предложения. Разве эта не та же точка, что, наоборот, прибавляет ноте половину её длительности ? Вот змейка, в раннем средневековье обозначавшая собой тысячу. Но так же, только отраженное в каком-то духовном зеркале - speculum - группетто объединяет собою несколько нот. Их штили и поперечные ребра напоминают нам стержни букв, то ли соединенных между собою лигатурами, то ли покрытых сверху поперечной перекладиной - значком сжатия при контракции. Восьмушки нот - неправда ли красуются, как выпущенные петли минускульных "b" и "l". В аббревиатурах нотных записей знак % обозначает последующее многократное повторение коротких фигур, и как же перекликается это с таким же обозначением слова "est" ("существует", "совершается") в стенографии тиронской системы ! Посмотрите, с одной стороны, надписанные в контракции сверху "litteras suprascriptas" висят в партитурах придыханием форшлагов; с другой же перечеркнутые ноты, или "короткие форшлаги", перешли в рукописные книги, где в словах, подвергнутых суспензии, или сокращению, последние буквы оказываются тоже перечеркнутыми. Так же, подобно скрипичным ключам, в начале строк там стоят инициалы акростихов. Поэтому в рукописях, особенно в древних, слова всегда оживают и начинают источать музыку. И теперь я задаю себе вопрос : какой характер имеет произведение, которое "слышат" наши глаза, глядящие на королевские дипломы Меровингов, где коллапсирует новых римский курсив ? Если библиадность, барочность монументального письма рождает фрески, подобные Баху или Бетховену, то дрожь и испуганность меровингского курсива сродни атональной музыке "Лунного Пьеро" с семнадцатью буквами, "соотнесенными лишь между собой", а не с парадигмой ладов, структурирующих красоту. Как я сказал двести лет активности королевской канцелярии - это кажущееся корпение над одной и той же грамотой, тянущееся, как глиссандо. Здесь хаос выпущен на свободу, и извивающиеся червяки букв символизируют одно - "эмансипацию диссонанса". Таков меровингский стиль. И я подробно остановился на нем, потому что именно он в союзе с ирландским влиянием создал неповторимое "люксейльское письмо", то есть такой почерк, который зародился в родном для Адсона монастыре.

О происхождении "люксейльского минускульного письма" много спорят[20]. То объясняют его результатом влияния северо-итальянских школ, таких как Верона или Боббио, то задаются вопросом, почему этот стиль не унаследовал ни одной из черт, присущих книгам ирландцев - основателей монастыря. Я утверждаю, что он является плодом сочетания меровингского курсива и ирландского унциального письма. Ведь островитяне принесли в Люксейль не привычный им набор шрифтов, а собственное отношение к рукописному труду, свой пиетет к букве. Посмотрите, как любят они каждое слово в книге, как насыщают все буковки естественными красками живой природы, как разнообразно и от души расцвечивают они пергамент, на живом лугу которого буквы не жмутся и не томятся в плену двух или четырех линеечной темницы, а живут, растут подобно цветкам с готовыми вот-вот распуститься бутончиками на изгибающихся, как под действием ветра, украшенных лепестками и листьями стебельках. А какое радостное изумление приносит нам неожиданно, посреди фразы появившаяся буква-чаровница, облаченная по контуру в дрожь кокетливо желтых тычинок ! Влияние ирландцев в Люксейль заключается не в привнесении ими собственных островных традиций, которых справедливо и не находят, а в аккуратности и тщательности, с которыми они регуляризовали меровингское письмо, облагородив его, насытив любовью и четко локализовав, создав, по сути дела, каллиграфическую форму меровингского курсива. Но что такое меровингский стиль ? Мы ведь уже отмечали, что это римский курсив IV - V вв., только страшно запущенный, заглохший в сорняках новой варварской культуры. Поэтому не будет ничего удивительного, если мы сделаем первый важный вывод: когда удивительно живые ирландцы взялись в Люксейль за исправление и косметику меровингского стиля, оказалось, что перед нами предстал воскрешенный ими римский курсив, только приобретший равновесие, стоящий прямо, закованный в четкость и выверенность ирландского унциала. А сделав этот вывод, мы сделаем и второй, самый главный, к которому мы и шли так долго.