Адсон Монтьер-Ан-Дер - Новые записки о галлах

Когда я вышел на улицу, мне показалось, что на открытом воздухе даже теплее, чем в этой промерзшей насквозь гостинице. Судя по тому, что звезд видно не было, небо по-прежнему затягивал густой покров облаков, целый день так неподвижно висевших над землей. Вдруг тихо, осторожно, словно бы на ощупь, боясь оступиться или же сбиться с пути в той глубине ночи, в которой каждый из нас становится слеп, опять пошел дождь, как будто бы целуясь с землей. Потом показалось, что именно он постучал в ворота монастыря, то ли просясь на ночлег, то ли в шутку, то ли потеряв самого себя. Откуда-то, ворчливо, опять появился привратник и с явным неудовольствием поспешил разузнать, кого это опять приволокла беспутица ночи. Я видел, как он беседовал с полуночными гостями и как потом он повел их куда-то в глубину монастыря, миновав, почему-то, гостиницу. Мне было очень грустно и одиноко. Я чувствовал, что моя старая жизнь уходит навсегда, и что в новой от неё уже не останется ничего. Я снова заплакал.

Мое прощание с отцом, который вскоре вышел на улицу, было очень тяжелым и исполненным непередаваемо горьких чувств. Но оно было коротким в той же мере, в какой являлось и не выносимым : отец не затягивал с расставанием, своей болезненностью тяготившего его нисколько не менее меня. И вот он уже вскочил на своего скакуна, немножко повременил, осаживая его и крутясь на месте, а потом рванулся вскачь, оставляя мне лишь слушать все более глохнувшие стуки копыт, которым я внимал очень долго, пока они не слились с шелестящими звуками падающего дождя.

...Я проснулся с несколько тяжелой головой, щурясь от яркого, такого неожиданного после многодневной облачности солнца, висевшего в окне прямо напротив меня. Внезапно оно исчезло, и вместо него я увидел лицо склонившегося ко мне аббата, уже давно безуспешно взывающего к пробуждению. Когда я с трудом поднялся, он повел меня из дому, ведя по наезженной слякоти монастырского двора: ограда, казавшаяся мне ночью непроходимой, была построена лишь на треть, и с восходом солнца крестьяне подвозили новые и новые бревна для того, чтобы продолжать строительство забора. Теперь мне смешно было думать, что отец так долго стучал в ворота, тогда как и справа и слева их можно было легко обойти. Я тер слезящиеся от света глаза и беспорядочно оглядывался по сторонам. Негромко и размеренно звонил колокол и под его позывные удары, подобрав полы длинных ряс, дабы уберечь их и не извозить в намешанной грязной жижице, монахи выходили из церкви и нестройной процессией, кто - перепрыгивая через лужи, кто - осторожно обходя совсем раскисшие места, направлялись к высокому строению , вкруг которого угнездились несколько обособленных домов. Если на них не было капюшонов, то можно было видеть, как некоторые из них радуются распогодившемуся утру, иногда подставляя ладони солнечным лучам и делая какие-то жесты своим спутникам, сопровождая эти причудливые телодвижения оживленной мимикой.

Как я потом уяснил, все торопились на обычные для первого часа собрание монастырского капитула. На нем Леотгар, занимавший должность старшего певчего, раскрыл на пюпитре принесенную с собой книгу и пригласил к её чтению монаха, в котором, в том числе и по его не выспавшемуся лицу, я узнал привратника Арульфа. Очевидно, что сегодняшние ночные и неоднократные гости бесили его тем сильнее, чем яснее для него был тот факт, что проход-то в монастырь был совершенно беспрепятственным. Зазвучавший голос его оказался не таким громким, как можно было бы заключить из того, как сильно он ругался накануне. Теперь же, торопливо, скороговоркой, то и дело сбиваясь, кивая головой в такт своим речам, словно отмечая пунктуацию, он едва слышно принялся перечитывать отмеченное Леотгаром место. Когда он закончил, в центр зала вышел аббат и произнес речь, в которой, кроме того, что он коснулся некоторых вопросов текущих будней киновийной жизни, Одо представил меня братии : ;"Перед вами отрок, который является сыном весьма славного человека, не только не запятнавшего себя ни одним из пороков, что процветают в миру к позору каждого из нас, ибо что мы сделали для того, чтобы мир стал лучше ? Но и всячески уважаемым и достохвальным за милосердие и благородство устремлений, которые никогда не покидают его. Отныне сие юное дитя прибудет среди нас для духовного питания и упрочения девственности его чистой души. Да не будем мы теми, у кого просят хлеба, а мы подаем ему камень, а Арульф, - тут Одо нашел глазами стушевавшегося и устыдившегося сторожа, - торопясь, прочел это место наоборот. Что же, Арульф, неужели мы на просьбу о камне должны подавать хлеба ? Так вот, поистине, если сумеем дать благие дары детям нашим, то и Отец наш небесный даст искупление наших грехов. Не без внутреннего треволнения за его судьбу вверяю я Адсона всегда присущему вам духу непорочности и любомудрия. Наипервейшим же из воспитателей его назначается Вирдо, наипаче почитаемый среди нас за святейшие качества своей души. Кроме того, собратья, в нашей общине ещё одно, более обширное пополнение. Сегодня ночью, пока вы отдыхали перед хвалитнами, нас удостоили своим посещением отцы из греческой земли. Воздадим им наш глубокий почет и неизмеримую радость, которую долженствует испытывать нам при встрече со столь именитыми гостями. В свою очередь, их посещение - это дань уважения истории нашей некогда величайшей обители. Сюда их привели паломнические стремления, достойность которых мы должны оправдать своими высокими нравами и красотой нашего внутримонастырского быта, лишенного безделья и его противоположности - суетливости. На время своего пребывания отцы будут споспешествовать нам не только в духовной жизни, но и в повседневных трудах. По собственному своему желанию, и я выражаю им особенную признательность, они будут следить за состоянием рыбных ресурсов в течении реки Брешиа, а за счет этого повысится и разнообразие яств на ваших столах".