Борис Акунин - Любовь к истории

Не вижу ничего плохого в применении слова «мужественный» или «мужество». Некоторые Слова нельзя на мой взгляд распотрошить на составляющие — они представляют из себя символы, образы.

А одним из самых близких символов к нашему на мой взгляд является — «волевой» и «воля».

А вообще вокруг пока еще мужской мир. Гендер не сменился. Приведенные примеры, как раз те самые пресловутые подтверждающие исключения из правил. dixi

nazar1937

Победю… Побежду… Где-то прочитал, что один из военачальников Петра I как-то перед очередным сражением сказал: «Сегодня я словлю викторию за хвост!» Даже если это исторический анекдот, то как звучит! К сожалению, мы разучились красиво излагать свои помыслы.

nelgo

Я консерватор в том, что касается русского языка. Нужно оставить все как есть. Про роды скажу каламбурчик, о том что каждая женщина, родившая ребенка, — мужественна. Про Евгению добавила бы, что она «чумовая тетка», хотя речь о холере))

22.12.2010

Послушав разные мнения, прихожу к следующему выводу (никому его не навязывая, а лично для себя).

От замены слову «мужество» чем-то менее обидным для половины человечества скрепя сердце отказываюсь.

Вероятно, права bettvbarklav: «…в память и в благодарность всем, кто был до нас, пусть мужество будет мужеством, а женственность — женственностью. Не нужно лишать «бреющуюся» половину человечества присущих ей слов, а то иссякнут качества… Убирая гендерное, мы расшатываем основу бытия». Расшатывать основы бытия я не готов.

А вот за глагольную форму «побежду» еще, пожалуй, поборюсь. Посмотрите, что добыл Юрий Петров, участник обсуждения с сайта «Сноб».

24.12.2010

Коли уж в посте о «женском мужестве» речь зашла о родах герцогини Беррийской, да и в комментах поминали судьбу ребенка, появившегося на свет в тот день, хочу рассказать, как я отношусь к этому удивительному персонажу.

Lifestory графа Шамбора невероятно интриговала современников, однако сегодня ее вспоминают нечасто — мало кого интересует Несбывшееся и тупиковые ответвления истории.

Когда у Бурбонов, казалось бы, обреченных на вымирание, вдруг появился наследник, в рождении младенца усмотрели Перст Божий. Ребенка так и назвали — Henri Dieudonné, то есть «Богоданный Генрих». Ему достался титул герцога Бордоского, но в зрелом возрасте он предпочитал называться графом де Шамбором, по названию одного из замков, находившихся в фамильном владении династии. Под этим именем наш герой был известен всю свою жизнь, хотя до самой смерти роялисты упорно называли его Генрихом Пятым.

С 1830 года, когда французы окончательно свергли «ничего не забывших и ничему не научившихся» Бурбонов, десятилетний Генрих-Богдан все время находился в эмиграции и получил право ступить на родную землю лишь сорок с лишним лет спустя.

Если его рождение будто взято из сказки Перро, то жизнь изгнанного монарха на чужбине скорее напоминает грустный и чувствительный роман — «Человек, который смеется» или «Большие надежды».

Богоданный принц, веривший в свою волшебную звезду, вырос и стал несгибаемым рыцарем монархической идеи, которой подчинил всю свою жизнь. Он даже женился не из любви, а из принципа: взял в жены дочь единственного монарха (герцога Моденского), кто отказался признать королем «узурпатора» Луи-Филиппа. Правда, невеста была нехороша собой, глуха и неспособна к деторождению, но это всё были второстепенности. Одним из первых своих декретов нецарствующий монарх объявил: «Сим провозглашаю, что никогда не откажусь от прав, коими, согласно французским законам, я обладаю по праву рождения».