Даниил Мордовцев - Державный плотник

- Возьмем! - крикнули преображенцы.

- Голыми руками возьмем.

- Головой "дяди Терентия Фомича" добудем, как сказал батюшка-царь.

- Нет, братцы, спасибо вам за усердие, а только батюшка-царь послал нас сюда лишь для разведки, а не крепость брать, - сказал Нейдгарт. - Ее возьмет сам государь.

По этому поводу историк говорит весьма основательно:

"После такого успеха (взятие бастиона), не много б, казалось, недоставало к занятию остальных укреплений, обороняемых только 800-ми человек; но - неоказание содействия войскам, ворвавшимся в бастион, сомнительная надежда на успех и неимение приказаний на дальнейшие предприятия, кроме рекогносцировки, были причинами, что атакующие, не воспользовавшись приобретенными уже выгодами, отступили. Шведы, имев время прийти в себя от первого изумления и увидев удаление россиян, ободрились, взяли меры предосторожности на случай нового нападения и, приготовясь, таким образом, к отпору, заставили своих неприятелей потерять неделю времени"*.

_______________

* А л е к с а н д р Б а ш у ц к и й. Панорама Санктпетербурга.

Три тома. Спб., 1834. Т. I, стр. 9.

Таким образом, победители отступили.

Когда затем разведочная флотилия возвратилась в лагерь к остальным войскам и царь узнал подробности дела, он щедро наградил храбрецов, а "дядю Терентия" горячо обнял и поцеловал.

- И чем же, государь, сей "Сампсон" победил шведов... - сказал, улыбаясь, Шереметев.

- А чем? - спросил царь.

- Головою, да только не своею.

- Как так, не своею?..

- Шведскою, государь, - улыбнулся Шереметев. - Ворвавшись с товарищами на вал, сгреб сонного шведина за ноги и давай его головою, словно цепом, колотить направо и налево, как когда-то Илья Муромец молотил татаровей царя Калина:

"Где махнет - там улица татаровей,

А отмахнется - с переулками"...

- Так их же добром да им же и челом! - рассмеялся Петр. - Ну, и молодец же ты, вижу, дядя!

Восхищенный такою силой, государь жаловал богатырю пять ефимков.

19

В тот же день, в ночь на 26 апреля, царь Петр Алексеевич и Шереметев, поняв свою оплошность, быстро двинули все войска и флотилию к Ниеншанцу.

Перед наступлением войск у царя, наедине с Шереметевым, в палатке, произошел следующий разговор:

- Знаешь, старый Борька, что я тебе скажу? - промолвил царь.

- Говори, государь, приказывай, - отвечал Шереметев.

- Видишь, что там в углу?

- Вижу, государь, твоя государева дубинка.

- А знаешь, где бы ей следовало быть?

- Не ведаю, государь.

- На моей да на твоей спине.

Шереметев смутился.

- Твоя воля, государь: коли я провинился, вот моя спина, бей.

- А ты меня будешь бить?

- Помилуй, государь! На помазанника Божия поднять руку, рука отсохнет.

- То-то, Борис... И моя рука не поднимется бить тебя... Невдомек тебе за что?

- Мекаю, государь... Моя провинка...

- И моя... Коли б за разведчиками мы все двинулись тогда же, крепость была бы уже наша.

- Точно, государь... Маленько проворонили.

- Ну, грех пополам: ни я тебя не бью, ни ты меня... Помазанник не может творить неправду.

Утром 26 апреля русские были уже под Ниеншанцем и наскоро разбили лагерь.

Место было открытое, и шведы, опомнившись после ночного переполоха и потери бастиона, снова перешедшего в их руки, и приготовившись к отпору, тотчас же начали палить по русскому лагерю. Но снаряды не долетали до своего назначения.

- Не доплюнуть до нас, - заметил Шереметев.

- Да и наши чугунные плевки не долетят до них, - сказал Петр. - Надо послать главного крота с кротятами.

- Это генерала Ламберта, государь?

- Его. Пусть возведут траншею саженях в тридцати от крепости и строят батареи для мортир и пушек, что прибыли из Шлиссельбурга на судах, построенных за зиму Александром Данилычем.

Осадные работы начались...

А на другой день государь решил с достаточным отрядом отправиться на рекогносцировку к самому устью Невы, к выходу ее в море. Иначе могло так случиться, что, пока шли осадные работы, шведы явятся на своих кораблях к осажденной крепости, что они и делали каждую весну, и тогда русские очутились бы между молотом и наковальней.

- Помилуй, государь, - взмолился Шереметев, - тебе ли нести святопомазанную главу под выстрелы береговых укреплений?

- Если Бог судил мне вывести Россию из тьмы на свет Божий, меня не тронут вражеские ядра, - твердо решил Петр.

- Воля твоя, государь, - покорился Шереметев.

- Возьми и меня с собою, государь, - робко сказал Ягужинский.

- Ладно... Ты мне не помешаешь, Павлуша, - согласился царь. - При том же твои глаза рассмотрят в море все лучше и скорее подзорной трубы.