Письмо матери к ее подруге Л. К. Абельс от 12.X.1894
Моим первым учителем была мать.
Моя мать была человеком незаурядным, в особенности в той среде, из которой она происходила. Дочь — крупного суконного фабриканта, она рано лишилась матери и скоро силою обстоятельств принуждена была стать руководительницей младших трех сестер, так как две старших вышли замуж. Приходя из гимназии, она сменяла гимназический передник на фартук хозяйки, вместо пера и карандаша брала ключи и вела довольно сложное хозяйство. Все это отложило на нее на всю жизнь особый отпечаток. Серьезное отношение к жизни, излишняя, подчеркнутая и чисто внешняя холодность, абсолютно не являвшаяся чертой ее характера, сугубая сдержанность, стремление к максимальному самообразованию и жизнь чужими интересами — свойства, не покидавшие ее до самой смерти. Свои собственные интересы — пламенную любовь к технике, увлечение прикладными искусствами, театр, лошадей, путешествия — она постоянно отодвигала на второй план, полностью отдаваясь интересам мужа и детей. Пожалуй, единственной страстью, которую она позволяла себе культивировать, были цветы. Все подоконники нашего дома постоянно походили на полки оранжереи. Незадолго до революции ее давняя мечта исполнилась, и она в течение нескольких лет смогла с увлечением отдаться сельскому хозяйству.
Моя мать редко отдавалась воспоминаниям — большинство из того, что я узнал об ее молодости, почерпнуто из ее «литературного наследства». После ее смерти я обнаружил в ее ящиках неведомые мне связки ее писем гимназической подруге и отрывки дневников и часть переписки с моим отцом. Будучи крайне щепетильной в своих отношениях с людьми, она в свое время тщательно пересмотрела все свои писания, уничтожила все, что в какой-то мере бросало тень на кого-либо, и оставила лишь то, что могло представить бытовой интерес для ее детей. Отсюда, естественно, наличие досадных пробелов и недомолвок.
Мать, как я уже упоминал, не любила рассказывать о прошлом, но охотно отвечала на вопросы. Как-то я ее спросил, что является ее первым сознательным впечатлением. — Убийство Александра Второго, — ответила она, — мне тогда было шесть лет, но я хорошо помню озабоченные лица взрослых, приготовления к панихиде в большом зале, масса народу, рабочих с фабрики, искренние слезы старших и в особенности необычайное общее настроение подавленности, — оно-то и заставило, вероятно, запомнить все остальные подробности.
Девяти лет моя мать была отдана во 2-ю московскую женскую гимназию. Отличный состав преподавателей этого учебного заведения в полном смысле этого слова сформировал характер и взгляды на жизнь моей матери. До конца своих дней она с глубоким уважением произносила имена Варшера,?. Н. Розанова, Любавского, Карелина и других.
Поступление матери — дочери купцов-миллионщиков — в казенную гимназию было по тому времени явлением необычайным. Богатые купцы считали ниже своего достоинства отдавать своих дочерей в казенные учебные заведения — полагалось женскому полу получать образование дома, дабы не подвергать их опасности набраться дурных привычек от подруг и не заронить сомнения в окружающих в своих капиталах. Достаточно сказать, что из шести дочерей моего деда одна мать была отдана в гимназию. Объяснение столь необычного явления надо искать, с одной стороны, в ее неуклонном желании поступить в гимназию, а с другой — в ее привилегированном положении в семье. Ее озорной, веселый и живой характер сделал ее любимицей бабки, а хорошенькое личико и неослабный интерес к технике и к производству фабрики заставляло деда выделять ее из числа остальных детей. Ее баловали в семье, и ее желания обычно выполнялись. Стоило ей упорно понастаивать на чем-либо, чтобы это было в конце концов исполнено. Так случилось и в вопросе о гимназии. Капитулируя перед желанием своей дочери, ее родители, само собой разумеется, приняли соответствующие меры по охране ее нравственности — в гимназию она ездила на своей лошади в сопровождении кого-либо из старших, обратно домой так же; с подругами или с единственной подругой JI. К. Абельс ей разрешалось переписываться, но видеться и ездить друг к другу в гости лишь в редких случаях, с особого на то каждый раз отдельного разрешения, но факт оставался фактом — мать училась в гимназии.
На второй год ученья в гимназии скоропостижно скончалась ее мать, моя бабка. Смерть любимой матери произвела сильное впечатление на мою мать и сделала ее сразу серьезнее и более вдумчиво относящейся к жизни. Дом деда сразу затих. Все управление домашней хозяйственной машиной перешло в руки двух старших сестер матери и домоуправительницы Варвары Семеновны. Между тем моя мать ревностно продолжала свое ученье. В свободное время она поглощала невероятное количество книг, перемешивала Лессинга с Вернером и Гете с Марлитт, занималась живописью, расписывая чашки и отдавая дань обязательному тогда для представительниц ее пола рукоделию. В гимназии она увлекалась русской литературой и получала круглые 12 за письменные сочинения. Однажды она попыталась написать рассказ и отослала его в редакцию детского журнала «Родник». Вскоре она прочитала в отделе писем журнала ответ — ее рассказ был принят к печати, но редакция просила сообщить имя, отчество, фамилию и адрес приславшего его. Боясь могущих возникнуть в связи с этим домашних неприятностей, она оставила обращение редакции без ответа. Все же этот инцидент произвел на нее неприятное впечатление, о чем она жаловалась в письмах к подруге. Вместе с тем она чересчур хорошо знала пренебрежительное отношение деда к пишущей братии, представителей которой он без разбора называл «газетчиками». Ближе к сроку окончания гимназии мать серьезно заинтересовалась и занялась фотографией, всюду таская за собой во время прогулок тяжелый первобытный фотоаппарат и неуклюжую треногу. В этих занятиях ее постоянным помощником был дед, до конца своих дней увлекавшийся техническими новинками. Уже после окончания гимназии интерес к технике, унаследованный матерью от отца, толкнул ее на смелый шаг — она захотела поступить работать на фабрику, но этому плану не суждено было осуществиться по чисто домашним обстоятельствам.
Читать дальше