Ю. Бахрушин - Воспоминания

Все же и машины не всегда облегчали труд. Казалось бы, велика ли работа на молотилке или веялке? Знай подавай снопы в барабан и смотри только, чтобы рукав рубахи не попал на зубцы — затянет, — или крути ручку, как шарманщик. Но погода жаркая, разогреешься, вспотеешь, а кругом пыль и острая, как битое стекло, шелуха от колосьев с затвердевшими усами-иглами. Все это летает в воздухе, попадает за ворот рубахи, прилипает к телу и зудит нестерпимо. Кончишь работу и скорее все долой и в речку. Зато ночью спишь как убитый, безо всяких сновидений и просыпаешься на том же боку, на котором заснул. Свежий воздух и физический труд делают свое дело.

Мать увлекалась налаживанием молочного хозяйства и птичника, а также садоводством и пчелами. В последнем отношении ее наставником стал наш священник, у которого была неплохая пасека. Как священник, так и Кругликов, у которого также были пчелы, подарили матери на развод по улью. При их периодическом осмотре понадобилась моя помощь. Я вооружался разведенным дымарем, надевал на голову нелепую сетку, и мы храбро отправлялись на пасеку. На первых порах пчелы встречали нас враждебно. Однажды, сразу, точно сговорившись, три пчелы угостили меня своим ядом. Я, конечно, распух, температура поднялась у меня до 38 градусов, но все это ненадолго, после этого я стал несколько стесняться пчел. Впрочем, через некоторое время мы привыкли друг к другу, и я настолько обнаглел, что отказался от сетки, только повязывал голову, ибо укус неизбежен, если пчела запутается в волосах. Перестал я бояться пчел и потому, что мой организм привык к их яду, который производил на меня не больше впечатления, чем укус комара. Аромат нагретого солнцем пчелиного воска и меда и до сего времени пленяет меня и кружит голову.

Отдавали мы дань с отцом и дедом Носовым рыбной ловле. Помню как сейчас нашу первую рыбалку вскоре после переезда в имение. Решили пойти ниже плотины — по полученным сведениям, там клевало лучше. Отправились втроем: отец,?. Ф. Аксагарский и я. Старшие вскоре выбрали местечко и закинули удочки. Не клевало. Тогда я отправился дальше по берегу искать место. Шел, закидывал, ждал некоторое время и двигался дальше. Так я добрел до поворота реки, опять забросил снасть, и не прошло и двух-трех минут, как мой поплавок стремительно потащило вниз. Я подсек и почувствовал какую-то громадную рыбину. В те времена моя рыболовная квалификация была еще очень низкой, а потому я схватил удилище обеими руками и стал тащить что было силы. В результате мое удилище треснуло пополам и его верхний конец стал быстро клониться к воде. Здесь я уже заорал что было мочи своим компаньонам и все же ухитрился перехватить удилище. Подбежавшие вовремя отец и Аксагарский с подсачком помогли мне вытащить добычу. Это оказался крупный язь до четырех фунтов веса. Этот язь был первой рыбой, пойманной в Афинееве. Естественно, что после этого у нас создалось преувеличенное мнение о рыбных богатствах нашей речушки. Впрочем, крупную рыбу мы там лавливали, и не раз. Помню, что и отец как-то попал в аналогичное со мною положение. Он поехал ловить окуней в пруду, который был на той стороне реки, как раз против дома. Вместо окуней ему сразу на две удочки одновременно попались два линя, из которых один весил около шести фунтов. Подсачка с ним не было, и он истошным голосом вопил о помощи. К счастью, его услышал дед Носов, который быстро перебрался на тот берег и оказал необходимую помощь.

Осенью под руководством деда организовывались охоты с загоном. Для этого мобилизовались все деревенские мальчишки, с небывалым азартом принимавшиеся за дело. Один из них совершенно замечательно брехал по-собачьи — от гончей не отличишь. За этот талант он пользовался особой, благосклонностью деда и получал добавочное вознаграждение «за лай». Помню свою первую охоту на зайца. Меня предварительно проинструктировали, вручили берданку почтенного возраста и поставили на номер. Я терпеливо ждал, прислушиваясь к приближающемуся гону. Передо мной, в перелеске виднелась желто-бурая полянка, окаймленная низкорослыми деревьями, терявшими последние листья. Вдруг прямо передо мной из кустов выскочил уже вылинявший белый заяц и пустился по опушке. Он был от меня шагах в восьмидесяти, то есть явно вне выстрела, но я уверенно поднял ружье и, не целясь, выстрелил. Видимо, он был обречен судьбой, так как перевернулся через голову и пал мертвый. При ближайшем рассмотрении он был поражен единственной дробиной в глаз. Дед был в восторге от моей удачи и здесь же обещал подарить мне настоящее ружье. Должен признаться, что потом я часто и много ходил на охоту но зайцу и неоднократно стрелял, но больше не встречал обреченных судьбой косоглазых. Это был мой единственный заяц.