Ю. Бахрушин - Воспоминания

Наконец в июне 1912 года Государственная дума среди прочей «вермишели» пропустила и одобрила «Положение о музее». Осталась последняя инстанция — утверждение царя. Эта, в сущности, простая формальность могла, и надолго, задержать дело. На этот раз вел. князь решил сам побеспокоить своего царственного племянника, благодаря чему в исключительно короткий срок, в июле месяце «Положение» было уже подписано царем и стало законом Российской империи.

Мытарства музея и моего отца закончились, и как некий их апофеоз оставалось лишь справить торжественный акт передачи. Для урегулирования этого вопроса отцу снова пришлось ехать в Петербург на свидание с вел. князем. Надо было согласовать с ним кандидатов в попечительный совет и в ученые хранители, а также фиксировать дату передачи. По каким-то причинам отъезд отца из Москвы задержался, и он попал в Петербург лишь в начале 1913 года. Кандидатуры были быстро согласованы, но в отношении ученого хранителя дело обстояло сложнее, так как он должен был быть назначен конференцией Академии. Вел. князь рекомендовал включать постепенно Михайловского в работу, так как едва ли его кандидатура встретит возражения, а оформить позднее. В конце разговора вел. князь обратился к отцу:

— Ну, теперь ваш музей окончательно перешел государству. Скажите, что вы хотите за это получить?

Отец весь передернулся и довольно резко ответил:

— Я, ваше высочество, передавал музей государству не для того, чтобы что-то получить, а для того, чтобы сохранить его, обеспечить и сделать общедоступным. Все это совершилось так, что я достаточно вознагражден. А получают люди за службу, а я, как вам известно, пока что на казенной службе не состоял!

Вел. князь улыбнулся:

— Вы не горячитесь. Вполне разделяю и понимаю ваше отношение к моему вопросу. Иного от вас и не ожидал. Но в данном случае дело обстоит несколько сложнее. Правительство не может принимать от частных лиц подарки, да еще ценные, не отблагодарив их. Общественное мнение справедливо обвинит его в неблагодарности, и, в первую очередь, обвинит Государя, как главу государства, так что он должен вас отблагодарить.

Отец подумал.

— Ну что же, если это необходимо — я согласен. В таком случае прошу Государя принять меня, но не вместе со всеми, как это делается при представлении, а отдельно, и вот тогда пусть он меня и поблагодарит. Это меня вполне устроит.

Константин Константинович озабоченно качнул головой.

— Иными словами, вы хотели бы получить аудиенцию… Скажу откровенно — таких прецедентов еще не бывало. Однако раз это ваше желание — попробуем. Может быть, и сочтут возможным сделать для вас исключение; ведь ваш дар — тоже исключение.

На этом свидание и кончилось, и дата официальной передачи музея была ориентировочно намечена на осень 1913 года.

Последующее время все протекало под знаком подготовки к этому событию. Отец раза три менял развеску и расположение экспонатов, желая, по его словам, «показать товар лицом». Что-то срочно доделы валось, переделывалось и докупалось. Словом, жизнь музея била ключом. Помимо этого, надо было объездить всех будущих членов совета, заручиться их согласием и предупредить о предполагаемой дате передачи.

В совет вошли следующие лица: от Малого театра — Г. Н. Федотова,?. Н. Ермолова, А. А. Яблочкина и А. И. Южин; от Художественного театра — К. С. Станиславский и В. И. Немирович Данченко; от Большого театра — ?. А. Салина; от театра Зимина — С. И. Зимин; от театра Незлобина — К. Н. Незлобии; от частных театров — Ф. А. Корш и А. И. Чарин; от Театрального общества — Н. А Попов; от Исторического музея — кн. П. С. Щербатов; от Оружейной палаты — B. К. Трутовский; от бывшей оперы Мамонтова — C. И. Мамонтов; от Московской городской думы — A. Д. Алферов; от московской театральной общественности М. А. Стахович и?. М. Миронов; от Театрально-литературного комитета — Н. В. Давыдов и, наконец, от Академии наук — академики?. Е. Корш, А. Н. Веселовский и И. А. Бунин, а также B. А. Рышков. Все были своевременно извещены, и согласие всех было получено. В. А. Михайловский, как будущий хранитель музея, должен был присутствовать на торжественном заседании, но сидеть отдельно, не за общим столом, как не входящий в состав совета.

Наконец, наступило знаменательное в жизни музея 25 ноября 1913 года. В три часа должно было начаться заседание, но уже с раннего утра в доме стоял дым коромыслом. Что-то еще раз протирали, чистили, подправляли. Отец страшно нервничал и волновался. Ему все казалось, что что-то произойдет такое, что сорвет заседание.