Ю. Бахрушин - Воспоминания

Вербные базары способствовали моему знакомству с молодежью, среди которой до этого у меня почти не было товарищей. В особенности я сблизился с семьей

Кондрашовых. Кондрашовы принадлежали к старому русскому купечеству — их прадед еще в XVIII веке основал в России первую шелкоткацкую фабрику, изделия которой по качеству превосходили зарубежные ткани, а знаменитые кондрашовские портретные платки украшают поныне советские музеи. Молодежи в этой семье было много, и с нею мы часто запросто веселились как у них дома, так и на даче.

Особенно привлекательна была старшая дочь Кондрашовых, Наташа, которая имела особенность так-заразительно смеяться по всякому пустяку, что даже самые хмурые и брюзгливые люди не могли в такие минуты не улыбаться.

Из всей общественной деятельности отца наибольшее количество времени и забот отнимал у него Введенский народный дом. Дела в нем шли настолько хорошо, что отец решил открыть летний филиал театра в Сокольниках. Это начинание также увенчалось полным успехом. Дела театра приводили к нам в дом его деятелей и в первую очередь режиссеров. Двое из них стали нашими постоянными завсегдатаями. Сперва у нас появился Петр Петрович Лучинин. Сибарит по характеру, любивший вкусно поесть, крепко поспать и от души посмеяться, он одним своим видом успокаивал и вселял уверенность в каждого. Дальний потомок знаменитого М. В. Ломоносова, он был человеком культурным, обладавшим хорошим запасом знаний. В области своих прямых режиссерских обязанностей он, несомненно, был человеком одаренным, за что его и ценил отец. Однако по темпераменту Лучинин был полной антитезой отцу, что приводило к постоянным стычкам между ними. Иной раз отец доходил до полного отчаяния.

— Что мне с ним делать, — восклицал он, — ведь талантливый и знающий человек, но лень, лень!..

Все это в конце концов привело к разрыву, и место

Лучинина занял Николай Федорович Аксагарский. Собственно говоря, его настоящая фамилия была Рихтер и происходил он из обрусевших немецких дворян. Николай Федорович значительно отличался от Лучинина, он был аккуратен и исполнителен, но и у него была склонность если не к лени, то к созерцательной отрешенности. Кроме того, он пламенно любил природу, был заядлым охотником и рыболовом, и эта-то черта и сблизила его особенно с отцом. Помимо этого, как натура артистическая, он немного пел, немного играл на гитаре и этим самым стал необходимым нам, молодежи, которая стала бывать у нас и сосредоточивалась вокруг моей младшей тетки, которая часто у нас гостила.

Тем временем годы шли и события следовали одно за другим. Осенью 1911 года в Киеве был убит Столыпин. Этот небывалый по дерзости террористический акт взволновал общественность самим своим фактом, так как в конце концов Столыпина жалело только дворянство, и то наиболее реакционная ее часть, и деревенское кулачество. Торгово-промышленные круги относились к нему равнодушно, так как считали, что он мало делал для их укрепления и заботился лишь об интересах дворян. Однако все признавали, что Столыпин был единственным государственным деятелем царствования Николая II, правда, управлявшим методом виселиц, казней и ссылок. Волновало и другое, что выстрел был произведен провокатором, агентом охранного отделения. Это было ярким свидетельством того, что в правительственных органах творится что-то уж очень неладное.

Впоследствии мой близкий друг, киевский предводитель дворянства А. И. Дубяго рассказывал мне как очевидец обстоятельства этого события. Это произошло во время антракта в Киевском оперном театре. После того как зажгли свет в зрительном зале, царь долгое время не уходил из ложи и смотрел на публику в партере. Столыпин стоял около своего кресла, которое было перед креслом Дубяго. Богров прошел мимо них к оркестру, в это время Николай II ушел из ложи, тогда он вернулся назад и в расстоянии полутора шагов выхватил из кармана револьвер и, не целясь, в упор выстрелил в Столыпина. Тот схватился за грудь и стал оседать на ручку кресла. Дубяго подхватил его под мышки, Столыпин прошептал: «Это ничего, это сейчас пройдет». Тут подскочили люди и вынесли его из зала. Пуля попала в Владимирский крест и рикошетировала в область плевры.

Не прошло и года, как новое событие всколыхнуло всю страну. На Ленских приисках произошел зверский расстрел рабочих, по своей бессмысленности и жестокости равнявшийся Кровавому воскресенью. Это было новым доказательством полной неспособности правительства. Помню, как мой дед Носов, стоявший на весьма реакционных позициях, узнав об этом, воскликнул: