Артем Драбкин - «Сапер ошибается один раз». Войска переднего края

Все училище, а это почти 2500 курсантов, вывели в горы, в полевые лагеря, где мы день и ночь готовились к будущим боям. Почти еженощно нас поднимали по тревоге, и мы совершали марш-броски по горам. Своей амуниции на тебе килограммов двадцать с лишним, да еще на плече тащишь ящик с патронами, который весил 32 килограмма.

Но ничего, приходилось держаться, зубы стиснешь, и вперед… Через две недели наши гимнастерки стали расползаться от соли, которой были пропитаны.

У нас был прекрасный командир курсантского взвода, лейтенант Маркин, который относился к нам, к своим подчиненным, с большим уважением и не позволял себе никакого командирского хамства и спеси. Запомнился еще начальник ФПУ полковник Ласкин, интеллигентный и порядочный человек. Наш курсантский набор был по-своему особенным, молодые, здоровые и грамотные ребята в возрасте 19–24 лет, многие с высшим или со средним специальным образованием.

В училище висел транспарант со словами полководца: «Не научившись повиноваться, не смей повелевать», и эту фразу я часто вспоминал в дальнейшем.

В октябре 1941 года все училище было выстроено на плацу учебного лагеря, и нам объявили, что по приказу командования из нашего ФПУ будет сформирована стрелковая бригада. Мы отправляемся на фронт, на защиту столицы. На фронт были отправлены только курсанты, а постоянный преподавательский и прочий состав остался в Киргизии.

Так была сформирована 40-я особая стрелковая курсантская бригада. Позже я узнал, что в октябре — ноябре 41-го года в Средней Азии было сформировано несколько таких отдельных курсантских бригад и все они были брошены в бой под Москву.

— С каким настроением отправлялись на фронт?

— Мы осознавали, какой груз ответственности лежит на наших плечах и что в эти дни над нашей Родиной нависла смертельная угроза. Каждый из нас понимал, что лично должен сделать все возможное, чтобы не дать немцам захватить Москву. Но никто из курсантов не выкрикивал лозунги или призывы и не говорил пафосные речи.

Тогда было не до митингов. Внешне мы были спокойны. Я не могу назвать наше моральное состояние подавленным, скорее наоборот. Слишком многое было в тот момент поставлено на карту, решалась судьба страны. Правильно говорят — Родина или смерть.

Достаточно добавить одну деталь. Из Киргизии до Москвы мы ехали в эшелонах по «зеленой улице» всего три с половиной дня (была только одна большая остановка, за Кзыл-Ордой, на станции Челкар, наш эшелон стоял три часа, проводили выводку коней), и за это время в бригаде не было ни одного отставшего или дезертира.

— Какой участок передовой заняли курсантские батальоны?

— Мы высадились из вагонов на станции Павшино и пешим маршем дошли до Нахабино. Там в округе есть такое место — Дедовская Фабрика, и в пятистах метрах от него находилась передовая. Нас уже ждали отрытые траншеи в полный рост, готовые землянки, только, что самое страшное, людей в них не было! Никого! Ни единого солдата… Мы ничего не могли понять.

Если бы у немцев были свободные боевые части, то они через этот «коридор» еще до нашего прибытия прошли бы на столицу, как нож в масло. Справа от нас находилась деревня Оленино, всего домов двадцать, но местные жители уже покинули эту деревушку. Мы прибыли из Средней Азии на фронт в ботинках с обмотками, в пилотках и буденовках, в кургузых шинелях с курсантскими петлицами, а кругом уже лежал глубокий снег, и как раз ударили морозы под сорок градусов.

Мы мерзли, как собаки, и вдруг 1 декабря нам привезли зимнее обмундирование: теплое нижнее белье, ватные брюки, шапки-ушанки, варежки на меху, и это спасло многих от обморожения, мы сразу повеселели. Кормили нас на передовой хорошо, давали гречневую кашу с мясом, горячий чай, а «наркомовскую» водку наливали прямо в котелок. Так что, живи — не хочу.

— Каким было вооружение у курсантов, занявших оборону?

— Винтовки и гранаты. На каждый взвод полагался один ручной пулемет Дегтярева. Автоматов мы тогда еще и в глаза не видали. Патронов выдали — кто сколько унесет. Артиллерии в бригаде не было. Вообще оснащены мы были до смешного скудно. Представляете, во всем батальоне не было телефонной связи или рации, все приказы ротные отдавали через посыльных. В каждой роте сделали отделение связных из пяти человек — «ячейка управления» (и я тоже в него попал), так мы носились по траншеям, по передовой, передавая взводным лейтенантам приказы и распоряжения ротного командира.