Артем Драбкин - «Сапер ошибается один раз». Войска переднего края

Наш 2-й пулеметно-минометный батальон и все училище размещались в бывших торговых рядах в Суздале, которые переоборудовали под казармы.

Суздаль хорошее впечатление оставлял, особенно в летний период. Выйдешь на тактику, посмотришь — это что-то чудесное. 36 церквей и монастырей было в Суздале; это истинно русская картина. Нас четверых по прибытии на карантин расположили в бывшем монастыре, у женщины, эвакуированной из Ленинграда, жены офицера. Она проживала в келье монастыря. Привели, сказали — два дня будете тут жить.

Мы знали, что в городе есть лагерь для немецких военнопленных, и видели там фельдмаршала Паулюса. Несколько раз видели, как в сопровождении полковника Андреева и своих генералов он по городу гулял. Он какой-то период был там: высокий ростом генерал, в шинели, русый такой, я заметил.

— Как и когда вы попали из училища на фронт?

— В июне 1943 года нас после напряженной учебы отправили в лагеря, километров за 15 от Суздаля. Сосновый бор, палатки, все оборудовано, как положено, дорожки песочком посыпаны. В июле сдавали государственные экзамены на звание офицера. Я хорошо помню, что готовил топографию, уже на следующий день должен был ее сдавать. Ночью, вернее в 3 часа утра, горнист играет сбор. По этому сигналу мы должны были выстраиваться с полным вооружением и всей амуницией. Выстроились, как обычно, приехал полковник Андреев в сопровождении офицеров и зачитал приказ командующего Московским военным округом генерала Артемьева [10] Артемьев Павел Артемьевич (1897–1979), летом 1943 г. — генерал-полковник, командующий войсками Московского военного округа. . В приказе было сказано: в связи с тяжелыми боями на Орловско-Курском выступе состав пехотного училища направляется на пополнение действующей армии. И прочитали по списку каждой роты, кто отчисляется на фронт. Оставили — насколько это верно, я не могу сейчас сказать, — около 100 человек отличников готовить на офицеров, а остальных приказали отправить на фронт.

Забрали мы свои мешки и походным маршем по рассвету направились через Суздаль во Владимир на посадку в эшелоны. В Суздале в казармы мы уже не заходили, а народ нас уже провожал. Людей было много, оркестр играл «Прощание славянки». Во Владимире получили положенный нам сухой паек и погрузились в теплушки. Мы даже были в какой-то степени рады, потому что не представляли, что такое фронт.

Ехали до Курска примерно двое суток, через Москву по южной ветке на Курск. Не доезжая до Курска километров 10–15, эшелон остановился в поле в связи с угрозой воздушного налета. Немцы любители были встречать эшелоны, это у них исправно было налажено — бомбить пути подхода войск. Мы в поле выгрузились и пешим порядком в сосновые леса в километрах 10 от Курска пришли, где на формировании стояла 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко [11] Рыбалко Павел Семенович (1894–1948), летом 1943 г. — генерал-лейтенант, командующий 3-й гвардейской ТА. . В ее расположении утром нас построили, приехали командиры из частей, начали подбирать кого куда. Меня отобрали в саперный взвод, учитывая, что у меня было подходящее телосложение.

— Какое для сапера телосложение подходящее?

— Я в колхозе работал, значит, был привычным к труду, выносливым. А сапер — это труженик фронтовой. Мне о чем-то героическом, как бросаются на амбразуру вражеского дота, как в штыковую идут, рассказывать нечего. Один раз в атаку ходил, а так особенно мне хвалиться нечем. Мы работали, работали, и заставляли нас работать крепко. Что мы делали? Зачислили меня в саперный взвод в распоряжение инженера, старшего лейтенанта, забыл его фамилию. Он очень недолго у нас был, толковый, говорят, был мужик. Обучал нас несколько дней разминированию, минам, применявшимся немцами. Погиб он, когда обучал бойцов автоматного батальона разминированию. У немцев была прыгающая противопехотная мина; если ее заденешь, она прыгает на высоту роста человека и взрывается шрапнелью. Опытнейший минер, войну прошел, а совершил ошибку, и она ему жизни стоила.

— Вы ставили во время учебы боевые советские мины?

— Нам, новичкам, не позволяли ставить мины, у нас были старожилы: Яковлев, Котляр, Ротанов, Салов, Парнюк и еще несколько человек. Они нас жалели, мы им благодарны. Они на своем примере показывали, но брали на себя практическое осуществление, потому что были опытнее нас.

— В каком возрасте они были?

— Ротанову было лет 40–45, Салов лет 40, хорошие ребята. Яковлев, мой ближайший товарищ, помощник командира взвода, года на 2–3 меня постарше. Котляр был замечательный, особенно он отличался, ему лет 35 было. Они все были постарше меня. Как раз на этом я хочу остановиться — это было настоящее боевое братство. Я был на фронте год и один месяц всего, и они нас сберегли благодаря тому, что сами собой жертвовали. Пока они нас учили для будущего.