Попробуем представить себе княгиню Марью над листами летописи. Марья сидит на «стульце», положив летопись на колени. Рядом с ней на низком небольшом столике письменные принадлежности: чернильница и киноварница, маленький ножик для подчисток неправильно написанных мест и чинки перьев, песочница, чтобы присыпать песком непросохшие чернила. Она пишет на согнутых в два, в четыре раза листах, которые потом переплетаются в книгу. В тексте оставлено место для заставок, инициалов, миниатюр, которые сделает потом художник. Итак, княгиня Марья, вдова Василька Константиновича, дочь мученически погибшего Михаила Черниговского, друг Александра Невского, вспоминает дорогие ей лица, пытается сохранить их для нас. Но вот скупое сообщение о смерти княгини Марьи, которая скончалась 9 декабря 1271 года: «Предаст душу и тихо и нетрудно, безмятежно. Слышаша вси люди града Ростова преставление ея и стекошася вси людские в монастырь Святого Спаса».
Стоит на берегу озера Неро в Ростове Великом Спасо-Яковлевский монастырь. Спасский монастырь был основан княгиней Марьей более семисот лет тому назад и назывался Княгининым. Там, возможно, она писала свою летопись, там была и похоронена. Могила ее давно исчезла. Но память о княгине Марье живет в ростовских преданиях.
Русские амазонки на Куликовом поле
Раннее утро в августе 1380 года было для Москвы в последние недели непривычно тихим. Кончились шумные военные сборы. Казалось, что в этот рассветный час, когда туман еще не рассеялся, будто и кони ржут не так громко и не так звенят доспехи «удальцов русских». Тишина стояла над площадью, когда великий князь Дмитрий Иванович (до того времени, когда он получит прозвище Донскою, оставались считанные дни) вышел из кремлевского собора Михаила Архангела, где были похоронены его отец и дед. Там он простился с дорогими могилами и, по обычаю, просил их быть незримыми помощниками в предстоящем ему трудном деле.
Нелегко было решиться русским людям после 140-летнего татаро-монгольского ига на схватку с ордой. Великий князь Дмитрий решился. «И съвокупився со всеми князьми рускими и с всею силою, и поиде противу их вборзе с Москвы, хотя боронити своея отчины»,— строго повествует об этом событии летописное сказание. Этим утром войско выступало в поход. Ратники Донского прощались с женами.
Супруга великого князя Дмитрия великая княгиня Евдокия с двумя малыми «отраслями» — сыновьями, супруга двоюродного брата Дмитрия Владимира Андреевича Серпуховского, героя предстоящего сражения, Мария и жены «иных православных князей и многыа жены воеводскыа и боярыни московъскыа и служили жены ту стояще, проводы деющи, в слезах и въсклицании сердечном не могуще ни слова изрещи, отдавающе последнее целование. И прочая княгини и боярыни и служние жены тако же отдаше своим мужем конечное целование и възвратишася с великою княгинею»,— так воссоздает эту картину «Сказание о Мамаевом побоище». Судя но этому описанию, над площадью в Кремле не было в этот час ни криков, ни рыданий. Не повисали на груди мужей, не «цеплялись за руки, не голосили, не причитали. Нет, от слез и сердечных восклицаний» не могли слова произнести. Вместе с великою княгинею Евдокией подошли и «отдали последнее целование». И вместе с нею возвратились — очевидно, на свои места на площади. Он был строгим и торжественным, этот обряд последнего целования. Князь Дмитрий Иванович с трудом удержался от слез - «не дав ся проелезити народа ради». Автор «Сказания о Мамаевом побоище» тонко изобразил душевное состояние князя: «а сердцем своим вельми слезяще и утешаа свою княгиню». Все это было в сердце его, а княгине Евдокии он сказал: «Жено, аще бог по нас, то кто на ны» («Жена, если бог за нас, то кто против!» — С. К. ).
Войска вышли из Кремля через Фроловские, Никольские и Константиноелененские ворота, и каждого воина, который проходил под воротами, кропили священною водой. Женщины остались на кремлевской площади одни. К Москва-реке спускались деревянные лестницы с рундуками от великокняжеского Набережного терема, который был живописным деревянным дворцом, — великолепным для своего времени. Княгиня Евдокия села на «урундуке под стекольчатыми окнами» терема, вероятно, остальные жены расположились на деревянных лестницах. Они смотрели вдаль, за Москву-реку, вслед уходящему войску. «Сказание о Мамаевом побоище» донесло до нас речь великой княгини Евдокии, которую она не решилась произнести на площади, перед ратниками мужа, но тут, дав волю слезам, она обратила ее к своим слушательницам — «княгиням, боярыням, женам воеводским и женам служних».
Читать дальше