Валентина Мухина-Петринская - Путешествие вокруг вулкана

- Знаю, Василий, твоя жена разрешила со мной "жить", лишь бы не ломать семью. Какая гадость! Ты - беспринципный!

- Как ты все переворачиваешь... Я любил тебя! И люблю! А у тебя это, видно, легкое увлечение. Даже не страсть. Тогда ты тоже хотела близости, как я...

Это у меня-то легкое увлечение? Я в свою очередь возмутилась.

- Напрасно я щадил тебя,- мрачно сказал он.- Теперь бы ты была моей женой.

- Ни за что!

- Но почему? Ведь ты меня любишь! Все это знают.

- Слишком много этих всех. И я уже не люблю тебя. Разве бывает любовь, когда нет главного - уважения?

- Что ж, благодарю за откровенность! - сказал он горько. Губы его задергались. Он попытался закурить, но не смог, так дрожали руки. Сунул папиросы обратно в карман.

Мне стало так его жалко, что пришлось убежать на кухню и выпить воды: еще минута - и я бы не выдержала. Но что это была бы за жизнь, если я его не уважаю? Не уважаю за то, что трус, беспринципный, жадный до денег и званий. За то, что согласился на суррогат семьи. Разве я когда-нибудь стала бы разбивать настоящую семью?! Ради сына? А сыну полезно изо дня в день видеть разлад, фальшь, ненависть, ссоры, упреки в измене?

Странно: когда он изменял ей походя, без любви, все молчали и она молчала. А когда Василий полюбил, так все возмутились. Разве они не видели, что теперь-то другое? Кузя вот не думал про нас плохое. Он даже дрался несколько раз из-за меня с ребятами, пока те тоже не поверили. Я сказала Василию: "Будешь свободен, я стану твоей женой, не раньше". Я твердо была убеждена, что, даже не будь меня, все равно Василию следовало уйти от Майи, раз они не сумели построить семью. Иногда безнравственно уйти, иногда безнравственно оставаться.

- Детей взяли на воспитание родители Майи... У нас будут свои дети,сказал этот жалкий человек. Задобрить меня, что ли, он хотел этим известием? Может, тоже думал, что я испугалась хлопот с детьми? Ох!

- Пожалуйста, уходи,- попросила я.

- Не простишь?

- Давно простила, потому что...- я чуть не сказала, что люблю, но заставила себя проглотить это слово.

- Почему ты бросил писать стихи? - сурово спросила я. Он насупился, замолчал. Поэзия - его больное место... Он предал в себе поэта.

Мне рассказывал Михаил Герасимович, каким пришел в институт Василий. Сероглазый, деревенский парень, сильный и веселый. Сибиряк с далекой лесистой Ыйдыги. Столько в нем было на вид простодушия, напористости, что, хоть и оказалось на экзамене троечка, решили его в институт принять. Подкупили и стихи о лесе. У парня были тетрадки две стихов - неплохих. Как отослать такой самородок назад в Сибирь?

Со второго курса стихи стали печатать. Многим они очень нравились, особенно в исполнении самого автора. Недаром Василий Чугунов получил приз на конкурсе чтецов. Вышла книжечка его стихов под бесхитростным названием: "Хлеб с медом". Критика ее не заметила.

Как-то мне Василий сказал: "Написать стихи - такая же работа, как и всякая другая, были бы способности да труд. Но вот оплачиваются они мизерно".

Вышла вторая книжечка. Чугунов подал заявление в Союз писателей. Его отказались даже рекомендовать: критика молчит. И Василий предпочел другую, более верную дорогу к благополучию. Он вернулся в свой институт, закончил досрочно аспирантуру, со всей настойчивостью своей натуры добился звания кандидата наук. Женился на дочери крупного хозяйственного деятеля (потому не буду упоминать всем известную его фамилию). Не знаю уж, по любви или расчету женился. Думаю, и то, и другое - Майя была красивая женщина...

Через пять лет встретил меня. Говорит, что только одну меня и любил по-настоящему. Не знаю. Но также не удержал, предпочел расстаться, как со своими стихами. Испугался потерять насиженное!.. Вот почему так ранил его мой вопрос.

- Поэзия переночевала и ушла...- проговорил он глухо. Такой сильный с виду человек, а ведь совсем слабый.

Я проплакала всю ночь. До чего я несчастна! Может, выйти за него замуж? Но не могу забыть. Не могу! И - я же его не уважаю.

Василий пришел на вокзал осунувшийся, сумрачный. Принес мне цветов и небольшой сверток, тщательно упакованный в кондитерской.

- Пожалуйста, передай матери,- сказал он,- гостинцы. Она живет там же в Кедровом, куда вы едете. Виринея Егоровна Чугунова.

- Разве у тебя жива мать? - невольно ахнула я. Василий никогда не вспоминал о ней, и я почему-то решила, что она давно умерла, как и отец.

- Жива. Она там с братухой моим, Харитоном.

О брате он рассказывал не раз, видно, любил его,- страстный охотник, лесной бродяга. Работал этот Харитон, не помню уже, где, кажется, в лесничестве. Я молча взяла сверток.