Роберт Харви - Освободители

Родина Сан-Мартина, Аргентина, оказалась среди наиболее пострадавших. Утонченная элита Буэнос-Айреса была неспособна контролировать обширные провинции, где заправляли главари гаучо, пока власть не захватил один из них — Хуан Мануэль Росас. Росас правил с помощью уличных головорезов, так называемых mazorcas, и проводил политику экономической изоляции. Десятая часть населения предпочла изгнание его тирании. Ксенофобский национализм Росаса вовлек Аргентину в конфликт с Бразилией, Уругваем, Боливией, Чили, Великобританией и Францией. Только в 1852 году его в конце концов устранил другой головорез-гаучо — Хусто Хосе Уркиса. И лишь десятилетие спустя, когда к власти пришел подходящий на роль государственного деятеля образованный Бартоломе Митре, страна начала обустраиваться и реализовывать свой огромный потенциал.

После небольшой паузы наследником О’Хиггинса в Чили стал Диего Порталес, способный и властный правитель, который сократил численность профессиональной армии и создал систему милиции. Он был отстранен от власти и казнен в 1837 году, но успел заложить основы для экономического роста, конституционного правления и относительных политических свобод, которые сохранялись при таких деятелях, как генерал Мануэль Бульнес и Мануэль Монтт.

Наследие Итурбиде было менее значительным. Сместивший его Санта-Ана был человеком в высшей степени беспринципным и ничтожным. В период его доминирования в мексиканской политике — с 1832 по 1855 год — подавлялись любые попытки установить стабильное конституционное правительство, по глупости он уступил Техас Соединенным Штатам Америки и даже позволил американцам занять Мехико во время войны с ними в 1847 году.

Перспективы Бразилии после отъезда Педру казались не слишком многообещающими. Пятилетнего Педру II пришлось тайно вывезти из Рио, поскольку страна погрязла в политических склоках между либеральными и консервативными фракциями, а также в борьбе с сепаратистскими тенденциями, проявившимися в штатах Пара, Мараньон, Минас-Жерайс и Риу-Гранди-ду-Сул. Либералы вскоре были отстранены консерваторами. И с помощью блистательного солдата Луиша Алвиша ди Лимы, старого лоялиста, Педру II подчинил себе страну, которая на протяжении сорока лет жила в относительном мире, управляемая просвещенным и мягким монархом. Его часто сравнивают с королевой Викторией, но он обладал намного большей реальной властью. Однако после отмены рабства в 1888 году заинтересованные консерваторы-рабовладельцы объединились с республиканцами, они бурно потребовали подлинной демократии, и на следующий год Педру был отстранен от власти армией в результате военного переворота. Какое-то время в стране велась борьба между солдатами и конституционалистами.

За исключением Перу и Чили, судьбы бывших территорий Испанской империи оказались незавидными, а Освободителей повсеместно обвиняли в том, что они оставили после себя разруху и опустошение. Эти титанические фигуры, уничтожившие испанское владычество, похоже, оказались неспособными управлять страной сколь-нибудь продолжительный период или создать долговечные институты власти. Хуже того — культ личности, созданный вокруг них, послужил прецедентом для двух наиболее серьезных зол, которыми страдала Латинская Америка вплоть до конца XX века: популистские диктатуры и каудильизм долгие годы сменяли друг друга в различных странах, иногда представляя единое целое, что давало вдвойне трагический результат. Недоразвитость Латинской Америки со времен обретения независимости, в частности по сравнению с Соединенными Штатами Америки, объяснялась именно этим явлением.

Хотя политические диктатуры в Латинской Америке зачастую провоцировали трудности, переживаемые странами региона после обретения ими независимости, конечно же, было слишком прямолинейно обвинять во всех бедах «освободителей» либо их преемников. Скорее всего вождизм был получен в наследство от испанского владычества, где существовали вековые традиции туземного иерархического правления.

Британское правление в Северной Америке, допускавшее в большой степени местное самоуправление, лишь изредка прибегало к военным средствам (которые неизбежно вызывали бунт). Правящий класс в этой стране имел общие национальные корни, политические и экономические ценности. В отличие от него испанское правление, хотя и более просвещенное, чем принято считать, осуществлялось местными проконсулами и усиливалось военными репрессиями. Стремление к независимости в Соединенных Штатах было основано на собственных экономических интересах и политическом идеализме, и только когда угроза войны стала реальной, оно трансформировалось в вооруженное сопротивление. В Латинской Америке, хотя оба этих мотива, несомненно, наличествовали, подавляющее военное присутствие сделалось неизбежным, и во главе движения за независимость оказались именно военные. Джордж Вашингтон был исключением среди гражданских деятелей — таких как Сэмюэл и Джон Адамсы, Патрик Генри, Джон Хэнкок, Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон и Александр Гамильтон. В Северной Америке адвокаты (юристы) подрывали британское правление словесной канонадой, весьма неохотно прибегая к военным средствам, причем, как правило, в ответ на британские действия.