Юрий Житорчук - Так кто же виноват в трагедии 1941 года?

— Такой план мы не разрабатывали… Союзников у нас не было. Тогда бы они объединились с Германией против нас. Америка-то была против нас, Англия — против, Франция не отстала бы…

И получилось, что 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники».

Именно этого обстоятельства никак и не могли понять ни Жуков, ни Хрущев, ни Микоян. Как и теперь не могут этого уразуметь всякого рода анфиловы, городецкие, некричи, горьковы и всякие прочие безыменские. А, не понимая смертельной опасности объявления мобилизации до начала немецкой агрессии, все эти хулители Сталина не в состоянии и осмыслить его реальные действия, при этом приписывая ему то убежденность в собственной непогрешимости, то слепую веру в обещания Гитлера, то панический страх перед войной, то прочую несусветную чушь.

Таким образом, исходя как из политических, так и из чисто военных обстоятельств Сталин не мог объявить всеобщей мобилизации до начала немецкой агрессии, однако при этом он активно предпринимал скрытные меры для организации отражения ожидаемого немецкого наступления. Прежде всего, к этим мерам нужно отнести директивы Генштаба РККА приграничным военным округам, изданные 20 мая. Так в директиве Генштаба № 503862/сс/ов командующему войсками Киевского военного округа говорилось:

«Обрекогносцировать и ПОДГОТОВИТЬ ТЫЛОВЫЕ ОБОРОНИТЕЛЬНЫЕ РУБЕЖИ НА ВСЮ ГЛУБИНУ ОБОРОНЫ ДО р. ДНЕПР ВКЛЮЧИТЕЛЬНО (выделено мной, — Ю.Ж.).

Разработать план приведения в боевую готовность Коростеньского, Новгород-Волынского, Летичевского и Киевского укрепленных районов, а также всех укрепрайонов, строительства 1939 года.

На случай ВЫНУЖДЕННОГО ОТХОДА (выделено мной, — Ю.Ж.) разработать план создания противотанковых заграждений на всю глубину и план минирования мостов, жел. дор. узлов и пунктов возможного сосредоточенная противника (войск, штабов, госпиталей и т. д.)…

На случай вынужденного отхода разработать, согласно особых указаний, план эвакуации фабрик, заводов, банков и других хозяйственных предприятий, правительственных учреждений, складов, военного и государственного имущества, военнообязанных, средств транспорта и прочего».

Обращает на себя внимание, что директива, в принципе, допускала вынужденный отход Красной армии вплоть до Днепра. А это 500–600 километров советской территории, не говоря о том, что на Днепре стоит Киев. В аналогичной директиве командующему ЗапОВО допускался вынужденный отход вплоть до реки Березена, а значит, что еще до войны не исключался захват немцами столицы Белоруссии Минска. Причем такая возможность не только допускалась, но и выдвигались требования по подготовке минирования мостов и эвакуации заводов, фабрик, военных складов на всю глубину обороны.

Разумеется, включение в директиву Генштаба вопросов возможного вынужденного отхода Красной армии на столь значительное расстояние было непосредственно связано важнейшим тезисом апрельских директив Генштаба, где указывалось на « возможность перехода противника в наступление до окончания нашего сосредоточения».

Здесь следует сделать одно замечание. Конечно, Генштаб обладал определенной свободой действий и мог по своему усмотрению подготовить ту или иную директиву, даже если она в чем-то и противоречила проводимой в этот момент времени политики. Именно таким образом и обстояло дело, например, с Запиской Василевского, в которой планировалось нанесение упреждающего удара по Германии.

Однако ни при каких обстоятельствах Генштаб не мог разослать такую директиву в округа, предварительно не получив принципиального согласия на это со стороны Сталина. Скажем, невозможно представить, что Генштаб без санкции Политбюро еще до войны дал указания начать составление планов эвакуации промышленных предприятий, правительственных и партийных учреждений из обширнейшей зоны, включающей в себя не только Брест и Львов, но и Минск и Киев. Ведь для этого Генштабу было, как минимум, необходимо знать, куда же нужно будет эвакуировать многие сотни заводов, фабрик, складов. Поэтому все крупномасштабные действия, предусмотренные этими директивами, безусловно, отражали точку зрения Сталина на принципы организации обороны страны.

А то, что Сталин понимал, что Красной армии придется отступать в начале войны видно, скажем, из слов Молотова, записанных писателем Чуевым:

«Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придется отступать — до Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали».