Коронация Лжедмитрия не могла быть осуществлена без согласия Боярской думы. Это согласие было связано с рядом условий. Одним из этих условий был роспуск повстанческих сил и отправка на родину польских наемных отрядов. Бояре стремились к тому, чтобы как можно скорее вернуться к традиционным методам управления страной.
Выполнение требований думы привело к тому, что влияние польской «Канцрерии» — Ближней канцелярии пошло на убыль. Это обстоятельство немедленно сказалось на судьбе опальных бояр Шуйских. Они пробыли в ссылке недолго и были возвращены в столицу.
В Москве много говорили о том, что прощения Шуйских добились вдова Грозного старица Марфа Нагая, братья Бучинские и другие поляки.
Нагие действительно просили царя о прощении князя Василия. Зато позиция советников польской Канцелярии была прямо противоположной.
Накануне опричнины царь Иван велел включить в летопись свои речи к думе, записанные им по памяти. Тяжелобольной государь будто бы обратился к верным людям с такими словами: «…чего испужалися? али чаете бояре вас пощадят? вы от бояр первыя мертвецы будете!., не дайте боярам сына моего извести».
Страх перед боярской крамолой обуревал также и мнимого сына Грозного. Сохранилось тайное письмо главы Канцелярии Яна Бучинского к царю. Советник напомнил самодержцу недавний разговор: «Коли яз бил челом вашей царской милости о Шуйских, чтоб их не выпущал и не высвобождал, потому как их выпустить, и от них будет страх… и вы мне то отказали, что наперед всего Богу ты обещал того ся беречи, чтоб ни одной хрестьянской крови не пролилося».
Будучи личным другом самозванца, Бучинский объяснялся с полной откровенностью. Он решительно противился освобождению Шуйских по той причине, что «от них будет страх» и непобедимому императору, и его польским товарищам.
Полагают, что Лжедмитрий провел реформу управления, преобразовав Боярскую думу в «сенат». В доказательство ссылаются на список «сената», написанный рукой Бучинского весной 1606 г. В подлинном польском тексте дума названа «Радой», а ее члены — не сенаторами, а боярами. И лишь на обороте документа имеется помета: «Роспись московским сенаторам».
Реформа думы свелась к учреждению по польскому образцу новой должности — «мечника великого». Этот чин был пожалован юному князю Михаилу Скопину.
Число бояр увеличилось вдвое, и можно было бы ожидать, что увеличится также число приказных. В правление Бориса Годунова в Боярскую думу, по свидетельству английского посла Джильса Флетчера, входили канцлер Андрей Щелкалов и четверо думных дьяков. В 1606 г. польские советники включили в список двух «секретарей великих».
Польские секретари внесли также некоторые другие изменения в штат думы, например, не включили в думный список постельничего С. Шапкина, очевидно, ввиду его незначительности и «худородства». Со времен опричнины постельничие занимали видное место в думе.
Отрепьев не решался на какие бы то ни было перемены в сложном и громоздком механизме управления государством. Однако польские советники из состава Канцелярии, кажется, сознательно стремились потеснить высшую московскую приказную бюрократию, чтобы занять ее место в системе управления.
Бюрократия, зародившаяся вместе с приказной системой, стала важным элементом самодержавной системы правления в целом. Всевластие высших приказных чинов, предмет горьких жалоб Курбского, было следствием концентрации власти в руках царя. Грозный приближал «писарей», рассчитывая на их верную службу. Лжедмитрий окружил себя польскими секретарями.
Яков Маржарет, наблюдавший за механизмом управления изнутри, подвел итог своим заметкам в таких выражениях: «Если говорить начистоту, нет ни закона, ни думы, кроме воли императора… Я считаю его («Дмитрия». —P.C.) одним из самых неограниченных государей из существующих на свете». Польские «дьяки» оставались в тени, но оказывали огромное влияние на управление, потому что действовали именем самодержца.
Последовавший вскоре государственный переворот показал, что представление о безграничной власти монарха не вполне соответствовало действительному положению вещей.
Лжедмитрий щедро жаловал думные чины, надеясь тем самым привлечь на свою сторону всю знать. При нем дума насчитывала более 70 членов. Такой думы не было ни у одного из московских государей. Причиной же было то, что Отрепьев объединил московскую думу со своей «воровской» думой, возникшей в дни московского похода. Такой шаг посеял большие раздоры среди членов высшего органа государственного управления, что было на руку польской Канцелярии.
Читать дальше