Руслан Скрынников - Ввсилий Шуйский

Страшный голод побудил Отрепьева покинуть столицу. Вместе с двумя монахами — Варлаамом и Мисаилом — он перебрался в Севрскую Украину, а оттуда в Литву. Находясь в имении Адама Вишневецкого, Григорий рассказал ему наивную сказку о своем чудесном спасении.

«Признания» царевича доказывают, что он явился в Литву, не имея обдуманной и правдоподобной легенды, а значит, бояре Романовы непосредственного участия в подготовке самозванца не принимали.

Описывая свои литовские скитания, «царевич» в 1603 г. упомянул о пунктах, которые назвал также и его спутник Варлаам в своем «Извете» московским властям в 1606 г.

Совпадение данных о странствиях Варлаама с Гришкой с показаниями самого «царевича» о скитаниях в Литве полностью изобличают его как самозванца. След реального Отрепьева теряется на пути от литовского кордона до Острога — Гощи — Брачина. И на том же самом пути в то же самое время обнаруживаются первые следы Лжедмитрия I. На этом строго очерченном отрезке пути и произошла метаморфоза — превращение бродячего монаха в «царевича».

По образному выражению В. О. Ключевского, Лжедмитрий «был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве».

Царь Борис нимало не сомневался в том, что самозванца подготовили крамольные бояре. Однако Отрепьев добился успеха, когда за спиной у него не было могущественных покровителей: Романовы и Черкасские томились в ссылке.

По всей видимости, интрига родилась не на боярском подворье, а в стенах кремлевского Чудова монастыря, и у истоков ее стояли три монаха — Григорий, Мисаил и Варлаам.

Автор «Нового летописца» имел возможность беседовать с монахами Чудова монастыря, хорошо знавшими инока Григория Отрепьева. С их слов летописец записал: «Ото многих же чюдовских старцев слышав, яко [Григорий] в смехотворие глаголаше старцем, яко царь буду на Москве».

Со времен опричнины Чудов монастырь оказался в водовороте политических страстей. В Чудове «окаянный Гришка многих людей вопрошаше о убиении царевича Дмитрия и проведаша накрепко».

Имеются прямые свидетельства о том, что чернец Григорий действовал по подсказке не бояр, а монахов. В Польше самозванец наивно рассказывал, как некий брат из монашеского сословия узнал в нем царского сына по осанке и «героическому нраву». Его слова были записаны Вишневецким в 1603 г. Безыскусность рассказа служит порукой его достоверности. Современники писали, что монах, подучивший расстригу, бежал с ним в Литву и оставался там при нем. Определенно известно, что самозванца сопровождали во время бегства за рубеж иноки Мисаил и Варлаам.

Когда Григорий позвал Мисаила в Северщину, тот обрадовался, так как был «прост сый в разуме, не утвержден». Иначе говоря, Мисаил Повадьин был первым простаком, уверовавшим в спасение царевича.

Второй спутник Гришки, Варлаам Яцкий, был человеком совсем иного склада. В 1606 г. он подал царю Василию «Извет». Искусно составленная челобитная обличала в нем изощренный ум.

Варлаам намекал, что был вхож в знатные боярские дома. С чудовским иноком Мисаилом он, по его словам, познакомился в доме князя Ивана Ивановича Шуйского.

Не доказывает ли это причастности братьев Шуйских к интриге?

Когда Шуйские потерпели неудачу в попытке развести царя Федора с Ириной Годуновой, они объединились с Нагими и стали готовить почву для передачи трона царевичу Дмитрию. Не могли ли они возобновить интригу после того, как угличский царевич погиб, а Годунов взошел на трон? Такое предположение — не более чем гипотеза, не подкрепленная фактами.

Иван Шуйский по милости царя Бориса был изгнан из думы. Понятно, что князь и его окружение питали не лучшие чувства к царю. Варлаам разделял настроения опальных бояр.

«Извет» Варлаама проникнут чувством панического страха. Ожидание казни подтверждает предположение, что именно Варлаам Яцкий, в миру сын боярский, подсказал Григорию роль царевича. Затея могла кончиться для него виселицей.

Предприятие трех монахов потерпело провал с первых же шагов. Когда они попытались «открыться» другим инокам кремлевской обители, те отвечали откровенными издевательствами — «они же ему плеваху и на смех претворяху». Дело грозило получить огласку, и авантюрист поспешил покинуть столицу. Григория гнали из Москвы голод и страх разоблачения.

Отрепьев открыл свое царское имя братии Печерского монастыря в Киеве, а затем православному магнату князю Адаму Вишневецкому. Магнат взял его под свое покровительство. Покровитель не решился начать войну с царем Борисом. Тогда самозванец бежал в Самбор к католику Юрию Мнишеку.