А Немировский - Слоны Ганнибала

Пылают шатры пунов. Треск пламени сливается с воплями и стонами обожженных людей, с ржанием лошадей, криками мулов. С ревом из горящего лагеря вырываются слоны, они топчут и давят бегущих, внося еще большее смятение и ужас.

Под утро у догорающего лагеря пунов появилось несколько всадников. По одетым поверх лат плащам и металлическим шлемам можно было узнать римлян. Что им здесь надо? Не хотят ли они вырвать у огня его добычу? Нет, римляне остановились у вкопанного в землю большого креста с неподвижной человеческой фигурой.

Сципион спешился и подошел к самому кресту. Руки и ноги Килона были прибиты к перекладинам железными гвоздями. Пуны были милосердны. Если бы они просто подвязали их кожаными ремнями, Килон дольше бы мучился. Голова Килона с выклеванными глазами свисала вниз, и странно было думать, что из этих уст не вырвется больше ни слова. Килон ушел в царство теней и унес с собою то, что не следует знать живым. Ему не надо давать серебро за молчание. Никто не узнает даже имени этого человека, которому Рим обязан величайшей победой.

Сорок тысяч погибших в огне и убитых, пять тысяч пленных - такой ценой заплатили враги за свою беспечность.

Сципион вытер лицо краем тоги.

- Дым, сказал он, показывая на догорающий лагерь. - У пунов шатры крыты кожей. Они не горят, а дымятся.

БЕГЛЯНКА

Несколько дней Софониба блуждала около римского лагеря в Долине Змей, прячась в заросших травой канавах и в камышах. В ее широко открытых глазах плясало пламя костров. Римляне сжигали трупы павших. Треск пламени заглушался конским топотом и звуками чужой речи.

Софонибе некуда идти. Дом отца далеко, возвращение туда невозможно, как к прошлому. Сифакс захвачен в плен во время схватки с римлянами, предательски напавшими на лагерь. А Масинисса - он был с римлянами, его всадники гнали и рубили безоружных людей. Где он теперь? В римском стане, охраняемом часовыми? Или в Цирте, которая теперь принадлежит ему? Захочет ли он ее видеть после того, что произошло?

Много раз Софониба подносила к губам перстень с ядом. Его дал ей Сифакс, когда они бежали из объятого пламенем лагеря. Это его последний дар. Перстень поможет избежать плена и рабства. Софонибе хорошо известно, как живется пленницам. В ее памяти всплыл далекий образ чернокожей Гелы. Почему отец бросил ее в клетку со львом? Как она кричала! "Нет, еще рано", - думала Софониба и отводила руку с перстнем. В глубине души теплилась надежда, что она встретит Масиниссу. Ей нужно лишь увидеть его, сказать, что она не виновата, что ее обманули.

Вечерело. Проглянул лик Танит и озарил своим печальным светом пустынную каменистую дорогу, ведущую к Цирте. Сзади уже не было зарева, но отчаяние и ужас по-прежнему владели беглянкой. Она прижималась лицом к земле, поруганной земле предков. Вдали послышался конский топот. Софониба подняла голову и прислушалась. Еще не видя его, она знала: это он. У кого есть еще такой конь? Освещенный луной, он казался Софонибе каким-то светлым видением.

Масинисса спешился. Он быстро шел ей навстречу. Когда-то, в Иберии, он встретил чужую безумную невесту, а теперь дорога свела его лицом к лицу со своей звездой. Но она ли это? Глаза ее померкли, а голос? Нет, это не ее голос, звенящий, как ручей в пустыне.

- Милый, - шептала Софониба, - милый, ты жив...

- В походе стерлись копыта Мерга, - грустно сказал Масинисса, опустив голову. - В горах и пустынях я искал звезду, а Сифакс не сделал ни шагу. Звезда упала в его шатер...

- Милый, меня обманули, я не знала...

- Обман и ложь, - продолжал Масинисса, - ложь и обман - столбы, на которых стоят твой дом и твой город. Рушится все, что держится на обмане, и нет ничего прочнее правды. Я знаю, тебя послал Ганнон. Ему не удалось добиться мира с помощью Сифакса, теперь ему нужен я.

- Нет, нет, - шептала Софониба, глаза ее были полны слез. - Отец не посылал меня. Я ждала тебя все эти годы, когда ты был далеко. Я приносила жертвы Ваал Амону и Мелькарту, и они уберегли тебя.

Масинисса скорбно молчал.

В сердце его не было ненависти к Софонибе. Да, она не виновата, ее обманули, как обманули и его. Ненависти и презрения достойны те, кто разбил их счастье, как амфору из сагунтийской глины.

- Дай мне твою руку, - сказал Масинисса. Голос его звучал мягко, почти ласково. - Пусть будет так, как решили боги.

Масинисса поднял Софонибу и вскочил на коня. Мерг тихо заржал, почувствовав щекочущее прикосновение тонких пальцев Софонибы. Свежий встречный ветер зашевелил распущенные волосы Софонибы и забросил их прядь к губам Масиниссы. Он ощутил запах земли и дыма, запах, близкий ему с детства. И ему стало так светло и радостно, словно не было этих долгих лет ожидания, словно возвратилось то время, когда они шли вдвоем из храма Танит.