А Немировский - Слоны Ганнибала

Масинисса оторопел.

- Теперь я понимаю, почему на меня рассердился старик. Я ему говорил о свадьбе, а когда он ответил, что я еще слишком молод и не достоин руки его дочери, вытащил кинжал и предложил сразиться верхом на конях. Тогда-то он и приказал своим слугам выкинуть меня из своего дома.

- Ты предложил своему будущему тестю поединок? - спросил Ганнибал, давясь от хохота. - Я думаю, ты его напугал до смерти. Предоставь это дело мне. Тебе лишь надо узнать, как зовут отца Софонибы, где его дом.

- Да вот он, - сказал нумидиец, протянув руку в направлении к Магаре [Магара - предместье Карфагена, где находились дворцы карфагенской знати и богачей]. - Видишь эти башни из белого камня среди цветущих деревьев, правее озера?

Ганнибал едва не вскрикнул. Нумидиец показывал на дом Ганнона, дворец, который, по словам отца, был причиной величайших бедствий для республики. Ибо в то время, когда Гамилькар воевал против римлян в Сицилии, Ганнон управлял ливийскими владениями Карфагена. Неслыханными насилиями и грабежом он добыл себе богатства и вложил их в строительство дома, превосходящего своей роскошью дворцы восточных владык. Не удивительно, что разоренные ливийцы примкнули к восставшим наемникам.

- Ты был у Ганнона, - угрюмо промолвил Ганнибал. - Кто бы мог думать, что богиня Танит тебя направит к этому человеку!

- Ты знаком с Ганноном? - воскликнул Масинисса.

Ослепленный Танит, он даже не удивился впечатлению, которое произвело на Ганнибала известие, что отца Софонибы зовут Ганноном.

- В нашем городе нет ни одного человека, который не слушал бы о Ганноне, хотя не каждый удостоился чести лично его знать. Многие люди в нашем городе носят имя "Ганнон". Но отца твоей Софонибы прозвали Ганноном Великим. Вместе с моим отцом он воевал против восставших наемников и ливийцев. Много раз Ганнон был суффетом [суффет - высшее должностное лицо в Карфагене; два суффета избирались на год]. Он самый влиятельный и богатый человек в нашем городе.

- Ваши отцы сражались вместе! - обрадовался Масинисса, обративший внимание только на эту часть рассказа Ганнибала. - Ганнон послушает тебя. Иди к нему и скажи, что я царский сын и хочу помолвки.

Ганнибал смутился, услышав эти слова, произнесенные с таким жаром и детской непосредственностью. Он мог бы объяснить сыну степей, что совместная борьба Гамилькара и Ганнона против повстанцев не только не сделала их друзьями, но вырыла между ними пропасть более глубокую, чем та, куда бросали приговоренных к смерти. Каждый из полководцев приписывал победы в этой войне себе, а поражения - другому. Но, если Масинисса поймет, что он, Ганнибал, не в состоянии ему помочь, не совершит ли нумидиец еще какой-нибудь ребяческий проступок?

- Скажи ему, - продолжал Масинисса, - что я не знал ваших обычаев, что я не хотел его обидеть. И пусть он не наказывает рабов. Они не виноваты.

- Я боюсь помешать тебе, Масинисса, - глухо молвил Ганнибал. - Ганнон может и меня выкинуть из своего дома. Он не нуждается в советчиках и волен выдать свою дочь, за кого пожелает. Да и Софониба тебе не пара. Разве нет красивых девушек в твоем племени?

Нумидиец несколько мгновений молча смотрел на Ганнибала. Он не мог понять, что произошло с его новым другом. Только что он сам предлагал пойти к отцу Софонибы, а теперь отказывает ему в помощи. Значит, все, что говорят соплеменники о карфагенянах, не ложь, не клевета. Оставить в беде гостя, обмануть для них проще, чем зевнуть. И Ганнибал не исключение!

Масинисса резко повернулся и выбежал во дворик, где томился и скучал по степному приволью его конь.

"Что я наделал! - в отчаянии думал Ганнибал. - Масинисса упрям и своеволен. Он добьется своего. Он станет зятем Ганнона. Как будет разгневан отец. Вот я и выполнил его поручение!"

ВО ДВОРЦЕ ГАННОНА

Софониба сидела в портике. Его мраморные колонны были обвиты лозами, листьями плюща и дикого винограда. Запах цветущих яблонь и миндаля наполнял воздух. Услышав быстрые шаги, девушка повернула голову. По дорожке, усыпанной розовыми и белыми лепестками, шел отец. Края его плаща развевались, по нетерпеливому выражению лица было видно, что у отца какая-то новость.

- Ты знаешь, доченька, кто этот дерзкий мальчишка?.. - молвил Ганнон, отдышавшись. - Ну да, тот самый, которого рабы выкинули за ворота.

Софониба отложила шитье. На плотной зеленоватой материи был вышит леопард в зарослях тростника.

- Это сын Гайи, царька массилов, - продолжал Ганнон. - Знай я об этом раньше, я выпроводил бы его из дому с меньшим шумом. Разве на лбу у него написано, что он царский сын? - И какая наглость - размахивать перед моим носом кинжалом!