Е. Алферьев - Император Николай II как человек сильной воли

Министр Кривошеин потерял очевидно окончательно интуицию монархиста и вдумчивого человека. “Ставится ребром судьба России и всего мира. Надо протестовать, умолять, настаивать, просить…, чтобы удержать Его Величества от бесповоротного шага. Ставится вопрос о судьбе Династии, о самом троне, наносится удар монархической идее” – истерично кричал министр, не имевший по-видимому уже давно никакого понятия о самой главной сути монархической идеи.

Самарин “ждал грозных последствий от перемены верховного командования”. “Достаточно одной искры, чтобы вспыхнул пожар. Вступление Государя в предводительство армией явится уже не искрой, а целой свечой, брошенной в пороховой погреб”.

Не менее позорным было поведение в эти исторические дни председателя Государственной Думы Родзянко – одного из главных зачинщиков и будущего возглавителя февральской смуты и бунта в 1917 году. Узнав о предстоящей перемене, он немедленно отправился в Царское Село, просил срочной аудиенции, в ходе которой назойливо старался убедить Государя отказаться от намерения стать во главе армии.

“Мое решение бесповоротно”, – подчеркнуто твердо ответил Государь.

Жалкое правительство все же решилось послать Государю коллективное письмо, которое заканчивалось словами: “Находясь в таких условиях, мы теряем веру и возможность с сознанием пользы служить Вам и Родине”.

Это письмо-ультиматум, содержащее угрозу отказа от служения своему Государю, не подписали только премьер-министр И. Л. Горемыкин и министр юстиции А. А. Хвостов. Горемыкин в своем заявлении сказал: “Я человек старой школы, для меня Высочайшее повеление – закон. Когда на фронте катастрофа, Его Величество считает священной обязанностью Русского Царя быть среди войск и с ними либо победить, либо погибнуть. Вы никакими доводами не уговорите Государя отказаться от задуманного им шага. В данном решении не играют никакой роли ни интриги, ни чьи-либо влияния. Остается склониться перед волей нашего Царя и помогать Ему” (Ibidem, стр. 7-12). И далее: “В моей совести – Государь Император – Помазанник Божий, носитель верховной власти. Он олицетворяет Собою Россию. Ему 47 лет. Он царствует и распоряжается судьбами русского народа не со вчерашнего дня. Когда Воля такого человека определилась и путь действий принят, верноподданные должны подчиниться, каковы бы ни были последствия. А там дальше – Божья воля. Так я думаю и в этом сознании умру” (С. С. Ольденбург, op. cit., стр. 560).

Из сановных людей вокруг Царского Трона остался лишь один монархист по уму, сердцу и интуиции. Только премьер-министр И. Л. Горемыкин понимал высоту ответственности своего Царя, Его мужество и понимание тяжести создавшегося положения на фронте и в тылу. Принятие Государем на Себя Верховного Командования было, действительно, единственным выходом, чтобы вывести Россию на путь спасения и победы.

Стоит ли упоминать о том, какие речи и выступления слышались в Государственной Думе (или “говорилке”, как ее метко прозвали в народе), как распоясалась пресса, не только левая, но и “правая”, какую позицию заняла интеллигенция и каково было поведение пресловутой “общественности”.

Есть русская поговорка “один в поле не воин”, и есть мужественный девиз Виленского Военного Училища: “и один в поле воин”. В этот исторически момент Государь последовал этому героическому девизу: Он, действительно, выступил один против всех.

Император Николай II, – пишет современный историк, – должен был обладать большой силой воли, недюжинной твердостью характера и весьма широким кругозором вождя, чтобы остаться непоколебимым в своем судьбоносном решении и смело принять вызов и внешних врагов и внутренних, в том числе немощных людей своего окружения” (В. Криворотов, op. cit., стр. 10-11).

Как показали последующие события, вопреки всем предсказаниям, опасениям и запугиваниям, решение Государя было совершенно правильным и привело к блестящим результатам, причем выявилась не только во всей полноте твердость характера Государя, но и Его глубокая умственная проницательность.

В армии принятие Государем Верховного Командования было принято восторженно. Трудное наследие досталось Государю, когда Он прибыл в Ставку 23-го августа. “Сего числа” – гласил Его приказ – “Я принял на Себя предводительство всеми сухопутными и морскими силами, находящимися на театре военных действий. С твердой верой в помощь Божию и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим Земли Русской” (С. С. Ольденбург, op. cit., стр. 562).