Разведсводка союзного верховного командования на полном серьезе сообщала: «Здесь под прикрытием естественных оборонительных препятствий, усиленных самым эффективным секретным оружием из когда-либо созданных человеком, уцелевшие силы руководства Германии положат начало ее возрождению; здесь на заводах, расположенных в бомбоубежищах, будет изготовляться оружие; здесь в обширных подземных нишах будет храниться продовольствие и снаряжение, а специально сформированный корпус из молодых людей будет обучаться ведению партизанской войны с тем, чтобы целая подпольная армия была подготовлена и направлена на освобождение Германии от оккупировавших ее сил».
Начальник штаба Эйзенхауэра Беделл Смит ломал голову над тем, как же брать ужасающий «Альпийский редут» и, по собственному признанию, лишь после войны понял, что имел дело лишь с «пугалом». В действительности 12 апреля немцам пришлось взорвать два последних пороховых завода. Отныне армии оставалось только достреливать наличные запасы патронов и снарядов. Надо сказать, что русская разведка была гораздо лучше осведомлена об истинном положении дел. Да и то сказать, группа Паннвица — Сукулова торчала в самом сердце гипотетического «укрепрайона». И жила там в поистине курортных условиях — никто не мешал.
Шелленберг и Гиммлер продолжали последние лихорадочные попытки связаться с Западом. Точнее — продолжал Шелленберг, а Гиммлер все еще никак не раскачался, боялся решительных шагов и спускал на тормозах инициативы подчиненного. Состоялась еще одна встреча с Мюзи — ему пообещали не эвакуировать концлагеря при приближении англо-американских войск. При условии, что он проинформирует о таком «миролюбии» Эйзенхауэра. Мюзи условие выполнил и сообщил, что Вашингтон «получил сообщение и реагировал на него положительно». Рейхсфюрер и шеф внешней разведки СД опять встречались с Бернадотом, пообещали то же самое насчет концлагерей, Шелленберг готовился сопровождать графа в поездке к Эйзенхауэру. Но Гиммлер «пока» тормознул.
Ему еще жить не надоело. А он как раз в этот период опять попал в опалу — эсэсовцы на Висле и в Померании потерпели несколько поражений, и Гитлер даже издал приказ, чтобы сражавшиеся у Балатона старейшая дивизия «Ляйбштандарте», как и другие — «Рейх», «Гитлерюгенд», спороли свои нарукавные нашивки (что они восприняли как невиданное унижение, были случаи самоубийств). А Шелленберг и Гиммлер стали искать окольные пути — предлагалось собрать врачей, лечивших фюрера, де Криниса, Мореля, Штумпфеггера, чтобы они написали и преподнесли Борману заключение о недееспособности Гитлера. После чего следовало сместить фюрера «по болезни». Но доктора тоже жить хотели и такого заключения не дали. Только 19 апреля Шелленберг свел Гиммлера с министром финансов Шверином фон Крозигом и министром труда Зельдте и уговорил рейхсфюрера взять на себя ответственность и начать действовать. А Германия уже погружалась в хаос. Любые действия практически запоздали.
20 апреля, в день рождения Гитлера, вокруг него в последний раз собралась нацистская верхушка. Геринг, Геббельс, Гиммлер, Риббентроп, Борман, Дениц, Кейтель, Йодль, Кребс. Поздравили с днем рождения, рейхсфюрер «Гитлерюгенда» Аксман сделал подарок — батальон 15-летних пацанов. Но «подарок» преподнесли и советские войска. В этот день дальнобойная артиллерия начала обстрел Берлина. Армии 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов явно брали германскую столицу в «клещи», прорываясь на флангах и отрезая ее от остальной страны.
Сперва предполагалось, что после своего дня рождения Гитлер уедет в Оберзальцберг, начнет руководить страной и боевыми действиями оттуда. Но болезнь и стрессы, следующие один за другим, опустошили его, подорвали моральные силы. Он медлил, не хотел покидать рейхсканцелярию. В итоге было решено создать два командования, на севере и на юге. На север выехали Дениц, Гиммлер. На юг — Геринг. Впрочем, Гиммлер о командовании уже не думал. Он ехал по своим делам. Произошли его встречи с представителем Всемирного еврейского конгресса Норбертом Мазуром, с Бернадотом.
Мазуру он пообещал прекратить истребление евреев, не эвакуировать лагеря, долго объяснялся, что всегда был противником расовой политики. (Хотя, когда Шелленберг перед визитом Бернадота предложил в качестве очередного акта доброй воли освободить тысячу полек из Равенсбрюка, ему пришлось доказывать рейхсфюреру «высокие расовые качества поляков» — дескать, на своей жене испробовал). Бернадота Гиммлер опять просил связаться с Эйзенхауэром. Предлагал мир на западе с продолжением войны на востоке. Но письменные полномочия дать по-прежнему остерегся. И граф на прощание сказал Шелленбергу: «Рейхсфюрер не отдает себе отчета в том, каково действительное положение дел. Я больше не могу ему помочь. Ему следовало бы взять в свои руки судьбу Германии сразу же после моего первого визита, а вы, Шелленберг, поступили бы куда разумнее, если бы подумали о себе самом».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу