Валерий Шамбаров - Агенты Берии в руководстве гестапо

Правда, такие работы считались секретными, но о них знали в медицинских кругах Германии, результаты публиковались в специальной литературе, обсуждались на научном уровне — и никаких протестов не вызывали. Наоборот, многие медики считали эти результаты уникальными и очень ценными. Скажем, в октябре 1942 г. профессора Хольцлехнер и Финке, написав для ВВС отчет «Эксперименты по замораживанию человека», провели в Нюрнберге научную конференцию по результатам своих работ. Присутствовали 95 ученых, включая знаменитости. И хотя было ясно, что для получения результатов много людей было доведено до смерти, вопросы задавались только научного плана. Ни малейших признаков возмущения не было. А в мае 1943 г. К. Гебхардт и Ф. Фишер прочли в военно-медицинской академии лекцию по провоцированию газовой гангрены у заключенных. Их выслушали с огромным вниманием. А присутствовавший профессор Ф. Зауэрбрух, светило немецкой медицины, сделал единственное замечание — мол, «хирургия лучше сульфаниламида».

Возьмем и такой слой общества, как немецкие крестьяне. И оказывается, что некоторые концлагеря продавали пепел сожженных в качестве сельскохозяйственных удобрений. И его покупали! Существует и множество свидетельств о том, как обращались отнюдь не помещики, а обычные «бауэры», то бишь фермеры, с отданными в их распоряжение русскими и украинскими невольницами. Как за невыполнение дневного «урока» пороли. Без увечий и злости, но сильно. И публично, собрав прочих рабынь и своих домашних. Аналогия со скотиной тут, пожалуй, неуместна. Скотину бережливые и аккуратные немецкие крестьяне не били. Существуют и свидетельства, как при побегах «остарбайтеров» фермеры устраивали коллективные облавы с собаками и охотничьими ружьями. (Полевой Б. Эти четыре года, т.1. М., 1974). Правда, инструкциями Гиммлера приписывалось именно такое обращение с рабами, иначе могли наказать самих хозяев. Но… ведь никто же насильно не заставлял этих хозяев брать невольниц.

Наконец, коснемся и рядовых германских обывателей. Разве многие из них не радовались, получая от служивших на востоке родных посылки с брусками сала, шмотками и прочим награбленным барахлом вплоть до детских игрушек? А неужто были недовольны те, кто получал ордера на дефицитные в войну промтовары и покупал по сниженным ценам пальто, костюмы, платья, очки, сумки… изъятые у отправленных в газовые камеры или снятые с жертв перед расстрелами. Покупатели не знали об этом? Но ведь было видно, что вещи ношеные. Значит, в любом случае чьи-то чужие. Словом, хотя страны антигитлеровской коалиции и выдвинули лозунг, что воюют не против германского народа, а против нацизма, все же получается — в деяниях нацизма участвовала (и охотно участвовала) огромная часть немецкого населения.

Что же касается группенфюрера Мюллера, то и он в этих делах, разумеется, участвовал. Играл далеко не последнюю скрипку. И даже самую грязную работу выполнял по-прежнему добросовестно. Так, после смерти Гейдриха и при вечной занятости Гиммлера ему было дано право подписывать приказы о «перемещениях» в концлагеря. Когда начальником РСХА стал Кальтенбруннер, это право было сохранено — Мюллер стал считаться его заместителем и должен был подписывать подобные приказы в случае отсутствия шефа. Он подписывал. По распоряжениям за его подписями было вывезено в Освенцим и другие места уничтожения 45 тыс. евреев из Голландии, 3 тыс. из Берлина, 30 тыс. из Белостока, 10 тыс. из лагеря Терезиенштадт. Сам он этих вещей не инициировал, но был человеком толстокожим, загрубелым, хладнокровным. Допустим, приезжает порученец Эйхмана с соответствующей бумагой — Мюллер прочитает, нет ли формальных ошибок, и подмахнет. Или приходит распоряжение Гиммлера — дескать, по заявке Поля в концлагеря требуется свежая рабочая сила. И Мюллер вызывает подчиненного, чтобы подготовить приказ: в такой-то срок переместить в лагеря 35 тыс. заключенных из французских тюрем. Персональная судьба каждого из этих 35 тысяч его не интересовала…

Но вот садистских наклонностей за Мюллером, в отличие от его начальников, не наблюдалось. Сам он в концлагеря не ездил никогда. При казнях не присутствовал. И никогда не стремился. Не бывал он и на «усиленных допросах» в собственном учреждении, оставляя это «специалистам»-костоломам. Как пишет историк гестапо Жак Деларю, это был «грубый администратор, какие встречаются почти повсюду. Функционер до мозга костей, он жил и работал ради бумаг, статистик, докладных. Он чувствовал себя хорошо, лишь занимаясь записками, повестками дня и инструкциями. Главной заботой Мюллера было «продвижение». Его мало заботило то обстоятельство, что закулисная сторона его жизни состояла из гнусных доносов, анонимных писем, средневековых пыток и тайных казней. Все эти ужасы доходили до него лишь в типично бюрократическом виде, то есть как сухие доклады и записки».