Филипп Александр - Королева Виктория

Мать подозревала ее в симуляции, а Конрой заявлял, что ее болезнь не более чем обычное недомогание. Они вели себя по отношению к ней просто безжалостно и даже попытались воспользоваться ее беспомощностью, чтобы вырвать у нее письменное обещание назначить ирландца ее «личным секретарем» сразу, как только она взойдет на престол. Конрой принес ей бумагу и перо прямо в постель. Но принцесса, которую поддержала Лецен, отказалась что бы то ни было подписывать: «Я устояла, устояла несмотря на их настойчивость и свое плохое самочувствие».

Баронесса, день и ночь не отходившая от принцессы, уведомила о ее болезни Леопольда. Но король Бельгии не спешил приезжать в Англию. Он не знал, чью сторону принять — сестры или племянницы, а главное, не мог отрешиться от своей ненависти к Вильгельму IV, всегда относившемуся к нему с презрением и называвшему его не иначе как «трезвенником». Он долго выжидал, прежде чем отправить к принцессе своего верного Штокмара, чтобы тот осмотрел ее и поставил диагноз, а также на месте оценил обстановку. Немецкий барон увидел в Конрое «тщеславного, амбициозного, крайне обидчивого и гневливого» человека и сделал вывод, что принцесса без раздумий выскочит замуж за первого встречного, лишь бы сбежать от этих бесконечных ссор, заложницей которых она была.

Из Рамсгейта Викторию перевезли в Клермонт для окончательной поправки здоровья, а в феврале она вернулась в Лондон. Прошло полгода, как она уехала из Кенсингтонского дворца. За это время она побледнела, похудела, не могла больше ездить верхом. Даже ходила теперь с трудом. Но матери с Конроем не удалось ее сломить, победа осталась на ее стороне. Она научилась говорить «нет» и не отпускала от себя Лецен. Отныне никто не сможет заставить ее подчиниться своей воле, даже ее министры.

Король не изменил доброго к ней отношения и не упускал случая, чтобы продемонстрировать ей свою любовь; он приглашал ее ко двору на различные церемонии, а герцогиня придумывала разные предлоги, чтобы не сопровождать туда дочь. На приеме в Сент-Джеймсском дворце одетая в расшитое розами атласное платье, которое тетка Луиза прислала ей из Парижа, принцесса была так хороша, что юный лорд Элфинстон влюбился в нее и тут же набросал ее портрет. Виктория тоже не осталась к нему равнодушной и заявила, что «выйдет замуж только за лорда Элфинстона». Ее перепуганная мать потребовала, чтобы дерзкого юношу отправили на службу в Мадрас, на край света.

Герцогиня тут же организовала визит в Англию двух кузенов Виктории принцев Кобургов, сыновей своего брата Фердинанда и богатой венгерской принцессы Когари. Они приехали уже в следующем месяце. Старший затем отбыл в Португалию, где должен был жениться на юной королеве Марии, которую никогда до этого не видел, а младший через месяц вернулся к себе в Германию. Виктория опять загрустила. Отъезд братьев положил конец череде балов и веселых праздников, которые устраивались в их честь. «Они уехали, и уже никто не мог заменить мне их», — записала Виктория 2 апреля.

У короля вдруг тоже появился повод для недовольства Викторией. Он желал выдать ее замуж либо за своего двоюродного брата Георга Кембриджского, либо, что еще лучше, за наследника голландского престола, заклятого врага короля Бельгии. Принц Оранский со своими двумя сыновьями прибыл с визитом в Виндзор. Леопольд в Брюсселе не находил места от злости. Виктория успокоила дядю, принцы ей совершенно не понравились. «Они такие неуклюжие, глупые, запуганные, в них нет ни капли привлекательности. Так что никаких Оранских, дорогой дядюшка», — писала она своему наставнику.

У Леопольда уже был на примете свой кандидат в женихи для наследницы богатого английского королевства — его племянник Альберт, второй сын герцога Кобургского, который был на три месяца моложе Виктории. Дядя давно мечтал об этом браке и прививал Альберту те же моральные принципы, на которых воспитывал Викторию. Альберт, рано потерявший мать, всю свою сыновью любовь перенес на дядюшку Леопольда, что роднило его с кузиной.

Визит в Англию герцога Эрнеста и двух его сыновей, Эрнеста-младшего и Альберта, был запланирован на середину мая. Но на этот раз король не выдержал: эти проклятые Кобурги никак не оставят его в покое! Он даже хотел запретить их судну заходить в английские порты, что послужило поводом для саркастических замечаний Леопольда. «Сейчас, когда в английских колониях отменили рабство, — писал он племяннице, — я не понимаю, почему тебя в Англии по прихоти королевского двора держат взаперти, словно маленькую белую рабыню, а ведь он тебя не покупал и, насколько мне известно, ты никогда ничего ему не стоила, король даже шестипенсовой монеты никогда на тебя не потратил».