Жорж Блон - Флибустьерское море

Но несчастные, очутившись в темноте и духоте трюма «Сан-Яго», вряд ли бы стали слушать какие-либо разъяснения. Это было невозможно при всем желании: трюмы оглашали крики и стенания, плач и проклятия. Одни провалились в щели между ящиками и тюками, других придавило сверху; первые, пытаясь выбраться, кому-то защемили конечности, кому-то наступили на лицо... Вопли, ругательства, мольбы о помощи. Разлученные супруги и оторванные от родителей дети звали близких, нескончаемые стоны и богохульства неслись отовсюду. Рухнули классовые барьеры, не было больше каст; знатные дамы и уличные девицы, рекруты и идальго – все смешались в кучу, всех уравнял позорный плен, и всеми одинаково владели страх и отчаяние.

Нескончаемо текло время, час сменялся часом – сколько их прошло? Бог весть. Пленники оказались в неведомом бытии; то была не совсем жизнь и не совсем смерть, а какое-то полуобморочное состояние. Полный мрак, казалось, стал чуть светлее... Нет, это, видно, просто глаза пообвыкли во тьме. Безостановочно плакали дети, раненые и лихорадочные больные просили пить, но ни капли воды нельзя было выдавить из золотых слитков, ящиков и мешков с колониальными товарами.

Молодой хирург смотрел теперь на Мигеля Баска. Предводитель флибустьеров сидел в золоченом капитанском кресле на корме неподвижного галиона и громко хохотал. Между «Сан-Яго» и окаймленным пальмами берегом курсировал «Дельфин», выгружая испанцев: чтобы развязать себе руки, Мигель Баск решил высадить их на одном пустынном островке Багамского архипелага. Тортуга и так уже была переполнена пленниками, выкуп за которых никак не приходил; слишком много нерадивых работников и лишних ртов скопилось в логове пиратов.

Испанцы – мужчины, женщины и дети – были извлечены из трюмов, обысканы и ощупаны. Ни единого реала, ни одной драгоценности, ни одной пары сапог не осталось у них. Неважно, главное – им сохранили жизнь, а остальное уже не имело значения: потерянного все равно не вернешь. Кроме того, у пленников появилось больше шансов на спасение: Куба недалеко, наверняка вскоре мимо пройдет какой-нибудь галион.

Эксмелин видел, как флибустьерское судно утыкалось носом в песчаный берег, тотчас же испанцы, поторопленные могучими тычками, гроздьями сыпались с борта в воду, а затем, охая и стеная, тащились по пояс в воде к берегу, словно неуклюжие жалкие крабы. «Дельфин» пятился назад, поднимал фок, разворачивался на месте и шел к галиону, где ждали своей очереди последние испанцы, те, кого Мигель Баск приберег «на закуску». Офицеры и знатные идальго с серыми от позора лицами стояли босиком, в выпущенных наружу рубахах.

Все они старательно отворачивались от того места, где с внутренней стороны планшира торчали три предмета. Эксмелин глядел на них в задумчивости, без страха или отвращения, ибо в бытность свою студентом-медиком не раз видел подобное. То были три свежеотрубленные человеческие головы.

Застывшие лужи крови пятнали в этом месте палубу; засохшая кровь была и на сабле, которую, осклабясь, поглаживал сидевший в золоченом капитанском кресле Мигель Баск. Галион сдался без боя, но эти трое, видимо, пытались возражать, когда флибустьеры ринулись на ют, либо просто слишком бросались в глаза своими увенчанными перьями шляпами, забыв о том, что в момент, когда пираты лезут на борт, надо быть как можно незаметнее.

Тела были сброшены за борт, а головы Мигель Баск велел насадить на крюки и держать на виду, чтобы никому не вздумалось проявлять строптивость. Три головы с широко раскрытыми глазами казались живыми. Одна из них принадлежала капитану «Сан-Яго»; быть может, смерть оказалась для него наилучшим выходом, ибо куда достойнее погибнуть от руки разбойника, нежели кончить свои дни в бесчестье. Три красивые головы с остроконечными бородками, три благородных лица, с которых не сошло еще горделивое выражение, свидетельствовали, что благородство и гордость, не будучи подкреплены силой и храбростью, мало чего стоят.

Мигель Баск не скрывает радости. Он громко смеется при виде того, как испанцы пачками сваливаются с борта в воду, поднимая тучи брызг.

Небо голубое, море тихое, дует легкий бриз. Еще чуть-чуть, еще одна ездка «Дельфина», и галион выберет якорь, поставит паруса, и оба судна лягут на обратный курс зюйд-зюйд-ост – прямиком на Тортугу.

Тортуга был крохотным клочком суши, безвестным островком среди тысяч других. Колумб, проплыв мимо, не обратил на него внимания. Великий мореплаватель сошел на другом острове, расположенном по соседству с Тортугой, но несравнимо большем по размеру. Индейцы, кстати, так и называли его – Большая Земля. Колумб, воткнув в него флаг своего короля и установив там крест, нарек его Эспаньолой. Позже флибустьеры окрестили его Санто-Доминго. Ныне это остров Гаити.