Жорж Блон - Средиземное море

В один прекрасный осенний день 60 года нашей эры подобная корбита отплыла из Цезарии (в честь Цезаря назвали несколько городов) на палестинском побережье. На ней в Рим отправили под конвоем пятьдесят преступников. Охраной командовал центурион. У корбиты не было палубы, и преступники сидели по всему судну от носа до кормы, мешая работе команды. Их бранили и били и моряки и солдаты. У некоторых из преступников были связаны руки – их проступок носил более серьезный характер. Все они были римлянами по рождению и жили в колониях и протекторатах, за исключением одного еврея родом из Тарсы в Сицилии (ныне Тарсус в Турции), семья которого получила римское гражданство. И в этом качестве он потребовал суда кесаря, то есть решил предстать перед римскими судьями. Это было его право.

Корбита направлялась вдоль берега на север. У нее была единственная мачта с трапециевидным парусом, который держался на шпринтове (изогнутой рее). Арестанты знали, что они зайдут в Миру, где предстоит пересадка на более крупное судно. Мира расположена в 600 километрах к северу от палестинской Цезарии, на побережье (ныне турецком), недалеко от мыса Гелидонья (именно там было найдено впоследствии судно бродячего кузнеца, затонувшее за 2000 лет до нашей эры). Пузатая груженая корбита двигалась медленно – четыре с половиной узла, а ночью становилась на стоянку. Греческий кормчий знал все порты, где можно было пристать, хотя иногда приходилось останавливаться просто у песчаного берега. А утром арестованные, впрягшись в веревки, стаскивали судно на глубокую воду, и римские солдаты следили, чтобы никто не ленился. Отдых на голой земле в те времена никого не страшил. Арестанты усаживались перед сном в кружок, чтобы послушать еврея из Тарсы, прекрасного рассказчика и многоопытного путешественника, который всегда находил внимательных слушателей. Не раз возвращался он к истории некоего галилеянина, проповедовавшего новую религию и распятого римлянами на кресте по доносу своих соотечественников. Он был не только пророком, утверждал еврей из Тарсы, он приходился сыном Богу, и его учение должно завоевать всю землю. Горячая убежденность рассказчика держала слушателей в постоянном напряжении.

По сравнению с корбитой судно, ожидавшее в Мире, выглядело настоящей громадиной. Это было понто длиной более 60 метров. Таких кораблей было много, и они были окрашены в разные цвета – зеленый, желтый, фиолетовый и пурпурный. Каждый арматор пользовался своим цветом. Понто, на которое пересадили арестованных, имело две мачты, удерживаемые растяжками, и довольно современный такелаж с фалами, топенантами и бросами для управления парусами. Белые паруса по краям обшивались тюленьей кожей. Эта кожа, а также шкура гиены, как верили тогда, предохраняла от молний.

Судно готовилось к отплытию с 274 людьми на борту, считая и арестованных из Цезарии. Места тут было чуть больше, чем на корбите. Каждому полагалось пространство 1,5 на 0,5 метра. Этого едва хватало, чтобы улечься для сна. Капитан жил на корме в каютке из плетеной лозы. Каждый брал с собой запас пищи; вода, хранившаяся в амфорах, выдавалась во время плавания. Те, кто хотел умыться или постирать одежду, могли черпать морскую воду в неограниченном количестве.

Кроме пассажиров на судно, по-видимому, погрузили довольно ценные товары, поскольку в последний момент арматор решил сам сопровождать его. На клотике укрепили флаг (подвешенный вроде хоругви) и подняли паруса.

О первой части путешествия почти нечего сказать. Понто, как и корбита, шло вдоль побережья Малой Азии, но без ночных стоянок. Ночью зажигали фонарь. Многие пассажиры не спали, ибо страдали морской болезнью или боялись темноты в море. Они всматривались в ночь, но видели лишь белые барашки на темных волнах.

Через несколько дней понто добралось до Крита – не столько по воле греческого кормчего, сколько по воле ветров. Но кормчий все же привел судно в порт на южном побережье, быть может, в Маталу в заливе Месара. Пассажиры сошли на берег, чтобы передохнуть, умыться, подкрепиться и запастись провиантом. Прошло два дня. По синему морю по-прежнему неслись пенистые волны, и никому не хотелось снова пускаться в плавание. Спросили мнение еврея из Тарсы. К его словам прислушивались, хотя он и находился среди преступников.

– Наступил октябрь. Думаю, надо зимовать здесь. Море будет неспокойным до самой весны.

С его мнением следовало согласиться, поскольку он явно не был трусом. Пассажиры попросили его побеседовать с капитаном.