Виктор Бердинских - Речи немых. Повседневная жизнь русского крестьянства в XX веке

Мужики строили себе дома, заготавливали лес. Рубили дом всей деревней, бесплатно. Плели лапти, основную обувь лета, весны, осени. Зимой катали валенки, ездили в лес на заработки. Старики при встрече, как правило, брались за козырек фуражки, приподнимая ее, и с достоинством произносили «здравствуйте» с легким кивком головы. Уважаемых людей звали только по имени-отчеству.

Мясные блюда ели только по праздникам. То же и с сахаром, а приобрести белую муку никто и не думал. В будни основной пищей было картофельница. Это сваренная в мундире картошка, очищенная и истолченная. Затем залитая крутым кипятком, посоленная и поставленная в русскую печь. Перед подачей на стол приправляют луком, молоком, можно заправить сметаной, маслом. Масло шло на уплату налога государству, для себя почти ничего не оставалось.

На зиму на семью из шести человек заготавливалось грибов соленых шесть-семь ведер, столько же заваренной капусты, четыре-пять тонн картофеля и немного лука. Солили все в кадушках и бочках. В урожайный год набирали брусники. К весне из всей этой заготовки оставалась одна картошка. При такой постной пище, без жиров и мяса, хлеба ели много. Ничего не стоило мужику за столом с картофельницей съесть килограмм хлеба за обедом.

К праздникам варили в корчагах пиво, приправленное хмелем. Это черный, густой напиток с коричневой пеной, которому нет равных по питательности и вкусу. Огурцы, ягоды, помидоры не выращивали. Мода на содержание свиней только еще начала появляться. Главное было — хлеба досыта наестись. Остальная пища, это так — второстепенное. Хлеб был святым делом. Бережливость к хлебу была аскетическая.

Например, когда семья сидела за столом, руки так и сновали в большую деревянную чашку с картофельницей, и все, торопливо набивая рты хлебом, так зорко следили за тем, чтобы, боже упаси, самая маленькая крошечка хлеба не упала под стол. Если отец семейства заметит такое варварство за кем-нибудь из детей-малолеток, он молча бил по лбу своей большой тяжелой ложкой. Но слез не было, не до этого было.

У детей от употребления большого количества хлеба, картошки, капусты, грибов — животы были вздутыми, натянутыми, с посиневшими пупками. До семи лет дети не имели штанов, их заменяла длинная холщовая рубаха, и только зимой одевались в штаны, валенки или лапти. Все лето дети, да и большинство взрослых ходили босиком. Болели мало. Если случалось заболеть, болезнь переносили спокойно. Никаких лекарств и таблеток не имели, врачей не звали, морозов не боялись. Зимой к соседу иногда бежали по деревне раздетые, босиком, радуясь своей лихости. Если же простуда иногда брала за горло, садили ребенка в русскую печь на смоченную ржаную солому, закрывая печь заслоном. Вместе с обильным потом выходила простуда, после чего было легко и весело.

Ближе к вечеру играли, когда удавалось, в войну, бабки, городки, лапту, прятки. По вечерам лазили по берегам оврагов, речек. Рассматривали букашек, жуков, находили мед диких пчел. Мир казался сказочным, бесконечно интересным. Характерный случай произошел в канун войны. У нас в поскотине росла густая березовая роща, где отдельные березы иногда вырубались на жерди для огородов. Так вот, в эту зиму, в феврале 1941 года, эта роща представляла страшное зрелище: все березы, перегруженные намерзлым снегом, воткнулись своими верхушками в землю. Мужики и бабы нашей деревни и соседних притихшими голосами говорили: «Ох, не к добру это, не к добру!»

Колчанова Валентина Гавриловна, 1917 год, дер. Соски

Было у нас в семье шесть ребят. Пошла я в школу, до школьного возраста дожила. В классе были с разных годов. Отучилась полторы зимы, по летам нянчилась, жила в пестуньях (няньках) у чужих людей. Жила зиму еще в прислугах. А потом и дома в семье работала, тогда еще своя полоса была, а потом начались колхозы, я стала работать в колхозе. Колхоз звали «Золотая горка», это был первый колхоз в селе Монастырщина. Жали, косили вручную все, навоз возили. Даже вручную машины вертели, молотили конным приводом. А по зимам, когда заканчивалась страда, мы шили кули из рогожи, в них возили уголь.

В детстве боронили, были ямщиками на лошадях. Ребенки делали все, как есть все: и коров пасли, всю работу выполняли и помогали. Я вот в лес малехонька ходила рубить дрова с отцом, с матерью, летом лен теребили, колотили его, все делали: стлали, ломали, делали на куделю. По ночам разбудят ребенков лен ломать. А осенью начнут молотить, а мы еще малы были, мы снопы вязали, клали их, лошадей гоняли в приводе — по своей силе работу работали. Подросла я, стала жать и косить. Косу мне налопатят, я и кошу. Первый день ходила косить, руки все сплошные мозоли намозолила, не пошла даже есть, а ушла в полог лежать. А отец с матерью увидели мозоли, притащили меня домой и об самовар стали мозоли прижигать. А на следующий день я не пошла косить, потому что ладони у меня не сгибались, а потом руки зажили, я опять пошла в поле. Тогда лета были жаркие, не как теперь. Придешь с поля, не то чтобы есть, а напиться бы только да умыться.