В первые же месяцы своего царствования Лжедмитрий уразумел, что его власть лишь тоща будет прочной, когда он заручится поддержкой всего дворянства. Выходец из мелкопоместной семьи, Отрепьев хорошо понимал нужды и потребности российского дворянского сословия. Даже обличители «мерзкого еретика» изумлялись его любви к «воинству». На приемах во дворце Лжедмитрий не раз громогласно заявлял, что по примеру «отца» он рад жаловать «воинский чин», ибо «все государи славны воинами и рыцарями (дворянами. — Р. С.): ими они держатся, ими государство расширяется, они — врагам гроза».
Ян Бучинский уверил короля, будто всего за шесть месяцев «Дмитрий» роздал из казны семь с половиной миллионов золотых, или два с половиной миллиона рублей. Секретарь самозванца переусердствовал, восхваляя щедрость своего господина, а заодно неслыханное богатство московской казны. На самом деле эта казна опустела после трехлетнего голода и взрыва гражданской войны. Отрепьев не мог израсходовать больше того, что было в казне. На заседании Боярской думы М. И. Татищев объявлял, будто после Бориса осталось всего двести тысяч рублей. Текущие поступления составили сто пятьдесят тысяч, и у монастырей царь заимствовал несколько десятков тысяч рублей. Следовательно, в распоряжение Отрепьева поступило примерно пятьсот тысяч рублей. После переворота чиновники заявляли полякам: «В казне было 500 тыс. рублей, все это черт его знает куда он раскидал за один год» 1. Лжедмитрий обещал отправить Мнишекам пятьдесят тысяч рублей на приданое невесте, оплату долгов тестя, переезд, но послал едва пятую часть обещанного, а прочее отчасти компенсировал драгоценностями. Львиная доля наличных денег ушла на жалованье русским дворянам и знати, на подготовку войны с крымцами. Стремясь укрепить свою опору, государь готовился провести генеральный смотр дворян, с тем чтобы наделить их денежным жалованьем и поместьями. Таким путем, утверждали современники, он желал «всю землю прельстить», и «всем дворянам милость показать», и «любимым быть».
Понимая значение новгородского поместного ополчения, Лжедмитрий направил в Новгород грамоту с наказом прислать на смотр в Москву выборных дворян «с челобитными о поместном верстании и денежном жалованье». Выборные получили право дать свои челобитные непосредственно в руки государя.
Известный исследователь Смуты В. И. Корецкий высказал предположение, что Лжедмитрий, пришедший к власти на гребне народного движения, проектировал провести в жизнь социальную меру исключительного значения — восстановить право выхода крестьян в Юрьев день. Но мог ли самозванец удовлетворить разом и крепостническое дворянство и феодально зависимых крестьян? Если бы он попытался освободить крестьян, то разом восстановил бы против себя все феодальное сословие. Примечательно, что даже в самые трудные для него периоды гражданской войны Отрепьев ни разу не обещал крепостным воли.
Лжедмитрий сознавал, что России необходим единый кодекс законов. Его дьяки составили Сводный судебник, в основу которого был положен Судебник Ивана IV, включавший закон о крестьянском выходе в Юрьев день. В текст Сводного судебника попали указы царя Бориса о частичном восстановлении выхода в 1601–1602 годах, но в нем не было закона об отмене Юрьева дня, определившего судьбу крестьян. На основании подобных фактов В. И. Корецкий заключил, что Лжедмитрий готовился освободить крестьян от крепостной неволи. Однако надо иметь в виду, что при жизни самозванца дьяки успели лишь составить подборку законов, но так и не приступили к их согласованию и унификации, вследствие чего Сводный судебник не получил официального утверждения.
«Заповедные годы» были введены в правление Бориса Годунова как чрезвычайная мера. Такая мера, вследствие своего временного характера, не нуждалась в развернутом законодательстве. Если дьякам не удалось разыскать текст указа об отмене Юрьева дня, то это наводит на мысль, что такой указ никогда не был издан. В рамках режима «заповедных лет» всех крестьян, покинувших феодального землевладельца, стали рассматривать как беглых. В 1597 году власти издали закон о пятилетнем сроке сыска беглых, занонодательно оформивший крепостное право. Дьяки Лжедмитрия не только включили этот закон в текст Сводного судебника, но и руководствовались им при разработке нового закона о крестьянах, утвержденного 1 февраля 1606 года. Лжедмитрий предписал возвращать владельцам крестьян, бежавших от них за год до голода и после «голодных лет». Возврату подлежали также и те крестьяне, которые бежали в голодные годы «с животы» (имуществом), следовательно, не от крайней нужды и не от страха голодной смерти. Действие закона не распространялось на тех крестьян, которые бежали в годы голода от нужды «в дальние места из замосковных городов на украины и с украины в московские городы… верст за 200 и за 300 и больше». На указанном расстоянии к югу от Москвы находится рязанская, тульская и черниговская окраины. На первый взгляд, новый закон гарантировал равные возможности московским дворянам и южным помещикам: первые не имели права вернуть крестьян, бежавших на юг, а вторые — бежавших на север. Однако надо иметь в виду, что голод поразил нечерноземный Центр значительно глубже, чем плодородные южные окраины, вследствие чего голодающие крестьяне устремились не на север, а на юг в черниговские, тульские и рязанские места.
Читать дальше