Наталия Нарочницкая - Русский код развития

Н. Нарочницкая: - К сожалению, это так. И если бы нынешнее сербское руководство не понимало, что, если оно просто открыто признает независимость Косова, это будет их политическая смерть, они бы это сделали. Да. Они ставят целью вступление в НАТО. Ну, все-таки Тадич -человек, воспитанный в Америке.

С. Стиллавин:- Это такое повторение Саакашвили на Балканах?

Н. Нарочницкая: - Нет. Тадич - это респектабельный политик, умный, красивый. Я его видела в Париже. Наш институт приглашали на открытие мемориальной доски «Верность за верность» в память сербам, погибшим в мировых войнах во Дворце инвалидов. Поэтому не надо сравнивать. Но, тем не менее, в общем-то, все аналитики сходятся. И поэтому когда они постоянно говорят, что если они будут вступать в НАТО, то они обязаны будут признать Косово, наша позиция повисает.

С. Стиллавин:- А что им дало это признание некоторыми странами? Сколько там, 50-60 штук, может быть? Если до сих пор попасть не отовсюду можно, например, в Косово?

Н. Нарочницкая: - Вот прочтите наш доклад, он на русском. Он коротенький. Но там все юридические нестыковки. Фактически получается не поймешь что. Протекторат - это как власть осуществляется. Там даже мобильная сеть, по-моему, через Македонию идет, там нет ее, потому что не могут зарегистрироваться. Страшная коррупция, нищета.

С. Стиллавин:- Чем они занимаются?

Н. Нарочницкая: - Сначала начали вкладывать туда деньги, всюду началась стройка. Сейчас все это заморожено. То есть, такая черная дыра в смысле тех же прав человека - и социальных, и прочих. И вот так поговоришь с таксистом-албанцем, а он говорит: «Как же мы при коммунизме жили!» Представляете! Это же миф, будто бы их там угнетали. Потому что там жизнь была гораздо лучше, чем в Албании, в Тиране.

Но это не единственная тема. Запад еще поймет, что открыл ящик Пандоры. Потому что границы европейские, в общем-то, вполне могут меняться. Сепаратизму, безусловно, дан толчок огромный. Вы знаете, что и баски, и то, и се... Нет той стабильности, которая была.

Есть вещи, которые нельзя делать. Это прецедент, независимо от того, что его объявляют непрецедентом. Прецедент - это то, что существует вне нашего отношения к нему. Случилось и случилось. Но Косово - это не только прецедент. Мы устраивали обсуждение, например, по международно-правовым следствиям, решению уголовного суда, искам против президента Судана. Вот что такое суверенитет и права человека? Где они заканчиваются? Никакой разработки нет юридической. Мы в нашем институте всегда приглашаем разных интересных докладчиков, чтобы сталкивались точки зрения. Но обсуждения проходят респектабельно. По годовщине бомбардировки Югославии, вернее, не бомбардировок, а признания Косова делали. По коррупции делали, хотя это было не в нашу пользу. Мы не боимся тем. Приглашали от нас доктора наук юридических, который рассказывал о нашем законодательстве, которое фактически только сейчас начало работать по-настоящему, с санкциями. А один замечательный юрист, француз, говорил: не волнуйтесь, у нас 30 лет заняло это. Потому что в конце 60-х вообще ни один вопрос не решался конституционным порядком, только звонками и прочим, прочим. Начали потихонечку прижимать. То есть 30 лет заняло, чтобы свернуть коррупцию до приемлемого уровня.

С. Стиллавин:- Наталия Алексеевна, поскольку вы не постоянно в Париже, но и в Москве, есть одна тема, которую мы обсуждали некоторое время назад в эфире. Московские власти ко Дню Победы решили украсить столицу плакатами, в том числе - с изображением Иосифа Виссарионовича. Мнения звонящих... разделились. В Европе как-то обсуждают этот вопрос? И каково ваше личное отношение?

Н. Нарочницкая: - Мне кажется, в Европе совершенно спокойно к этому относятся, потому что фотографии, скажем, Рузвельта, Черчилля и Сталина везде тиражируются, и никто никогда не выступает против. Вообще, хочу привести мнение крупного французского историка Нора -он, кстати, на одном конгрессе историческом делал очень глубокий доклад, возмущаясь (хотя и в академическом тоне) тем, как политика сегодня приватизирует историю. Он говорит. что это нарушает внутреннюю свободу. И я, например, не вижу ничего плохого в том, чтобы, скажем, висели плакаты, и было написано: «Такой плакат висел в мае 1945-го». Это же документ эпохи. Почему это должно свидетельствовать о моем нынешнем отношении к Сталину? У меня нет такого комплекса неполноценности. Я совершенно не боюсь, что меня обвинят.