Эрик Дешодт - Аттила

Во время своего путешествия по Азии Аттила убедился, что Константинополь, вместо того чтобы склониться к миру, удвоил свою враждебность к гуннам. Теперь было уже мало оказывать предпочтение тому или иному командиру конницы, Улдину перед Руасом, ссылаясь на его эффективность, или задабривать на всякий случай германские племена к северу от Пушты.

Посланники Феодосия пошли дальше — и в пространственном отношении, и в плане вероломства. Они попытались подкупить акациров. Ранее даже подбивали клинья под Айбарса, чтобы поссорить его с братом и разорвать надвое нарождающуюся империю. Это уже было чересчур.

И Рим от него не отставал. Аэций, правитель Галлии, находился слишком далеко, чтобы умерить коварную политику Феодосия. Гуннские отряды перешли на службу к Риму, а Руаса об этом даже не известили. Через его голову различным племенам из дунайской федерации делали официальные и тайные предложения союза. Оба императора, ничего ему не сказав, обзавелись советниками из гуннов. На его территории перехватили тайных посланцев Рима, нагруженных золотом. Это уже было чересчур. Действовать. Но с кого начать?

Рим пока поберечь: Аэций еще не вышел из игры. Все шишки посыплются на Феодосия. Руас отправил ему предупреждение, в котором не было ничего дипломатического. Он потребовал от Каллиграфа прислать к нему двух уполномоченных, которым он, Руас, передаст список своих претензий и список репараций, которые только и смогут предотвратить войну.

Оглушенный Феодосий посоветовался с Аэцием, который рекомендовал ему согласиться.

С тяжестью на душе и бешенством в сердце Феодосий назначил Плинфаса и Эпигения, двух доверенных лиц (насколько таких еще можно было сыскать в Константинополе), для ведения переговоров с гуннами.

Плинфас и Эпигений возглавят посольство, которое отправится в Маргус, римский город в устье Моравы. Руас приедет туда лично со своими советниками.

Лето кончилось. Северные ветры (точнее, севе-ро-северо-восточный) установились на несколько месяцев. Похолодало. Пузатые медведи подыскивали себе пещеры, чтобы мирно впасть в спячку, если только гунны, большие охотники до медвежатины, оставят их в покое. Волки сбивались в стаи, в осенних сумерках раздавались их мрачные завывания, перекликаясь друг с другом. И всё же надо идти.

Эпигений и Плинфас продвигались к Маргусу, закутавшись в свои мантии, на приунывших лошадях, склонявших голову под порывами ветра, налетевшего с Балтики и Северного Ледовитого океана. Они с грустью вспоминали о своих дворцах в бухте Золотой Рог, теплых и проконопаченных, которым не страшна буря.

Они продвигались вперед, не зная, что Руас умер. Последний «суверенный правитель» черных гуннов с Дуная умер в конце октября или в начале ноября 434 года, точно неизвестно. Созванные в спешке вожди провозгласили его преемниками двух его племянников. Два сына Мунчуга стали двумя «верховными правителями», но только Бледа — формально, а Аттила — по-настоящему. Солнце гуннов поднялось над Европой, и Эпигений с Плинфасом первыми почувствуют это на себе.

Благодаря Руасу, Айбарсу и Аттиле, которые 20 лет трудились сообща во славу своего рода, западные гунны не ставили под сомнение главенство семьи Турдала, восточные тоже его признавали. В обеих общинах присутствовало сознание некой политической общности. Единственным представителем правящей династии выступал Аттила (Бледа числился лишь номинально).

Через несколько недель после смерти дяди, в начале 435 года, он провозгласит себя «императором, правителем гуннов». Легаты Феодосия первыми будут вынуждены его признать. В том же порыве он определит границы своей империи: с востока — по Уралу, на западе — по Дунаю, на юге — по Кавказу, Азовскому морю, Черному морю и Карпатам, включая современную Венгрию. На севере он провел две прямые линии: от Урала до верховьев Волги (к югу от Рыбинского водохранилища) и от верховьев Волги до Дуная на уровне Вены. Эта северная граница символична: внутри очерченного таким образом четырехугольника существовали огромные пространства, на которые ни разу не ступала нога гунна — да и не ступит. Неважно. Если ты велик, не стоит мелочиться.

Эти непомерные притязания никого не насмешили. Пусть империя пока существует только на словах, но то же самое можно сказать и о двух римских империях, правители которых уже давно властвуют над их обрывками, да и сами-то эти императоры держатся на одном честном слове. Аттила же существует реально, и его конники тоже. Его империя — это его конница с ним во главе. Мало не покажется.