Сергей Кремлёв - Дневники Берии — не фальшивка! Новые доказательства

Не Кремлёв его набирал, не он его отыскал — ему текст просто дали без каких-либо формальг ных гарантий аутентичности.

В этом и был, как я теперь понимаю, весь блеск тактики «Павла Лаврентьевича» и его товарищей. Они прозорливо создали вокруг материалов Берии ситуацию презумпции невиновности!

Теперь не Кремлёв был обязан доказывать аутентичность текста дневников (он обнародовал то, что ему дали), а критики и оппоненты Кремлёва должны были доказывать подложность дневников!

И доказывать доказательно!

То есть, во-первых, сопоставляя достоверные данные с данными текста дневников на предмет установления полного соответствия или, напротив, того или иного несоответствия историческим данным.

Лишь при установлении тех или иных несоответствий можно с той или иной степенью достоверности говорить о частичной или полной подложности текста.

Во-вторых, критики и оппоненты Кремлёва обязаны были сопоставить стиль дневников и стиль текстов, достоверно вышедших из-под пера Берии.

И до тех пор, пока критики Кремлёва неопровержимо не докажут подложности текста дневников, на основании принципа презумпции невиновности дневники следует считать подлинными.

Если, конечно, в «демократической» «России» хотя бы в исторической науке действует принцип презумпции невиновности.

Вот какую мощную интеллектуальную «подушку» обеспечили мне «Павел Лаврентьевич» и его товарищи.

За что я им лишний раз глубоко признателен.

В системном смысле это было проделано безупречно. Задача обнародования материалов ЛЛ. Берии была разделена на две. При этом тот, кто выполнял первую задачу, не мог адекватно обеспечить выполнение второй задачи, и наоборот.

Первая задача — спасение текста в реальном масштабе времени путём фотокопирования с последующим хранением. На этом этапе был произведён и перевод материалов в обезличенный электронный вид, а завершилась эта задача одномоментной передачей материалов лицу, заслуживающему доверия и способному обеспечить подготовку материалов к изданию.

Тем самым была проведена «отстройка» обладателей текста от его комментатора и публикатора. Этим исключалась необходимость для публикатора (то есть для Кремлёва) доказывать аутентичность текстов, поскольку меня априори лишили даже малейших формальных возможностей эту аутентичность доказывать. Доказательства — по принципу презумпции невиновности — обязаны были предоставлять оппоненты.

Вторая задача — непосредственно публикация текстов, после которой любой получал возможность их анализа и критики — от огульной и бездоказательной до детальной и скрупулёзной.

Повторяю, что всё то, что я написал выше, я стал понимать лишь после долгих раздумий над «дублированной» статьёй профессора Козлова. И до неё я не раз ломал себе голову — почему вся передача мне материалов Берии была обставлена так, как она была обставлена? Нечто подобное тому, что написано выше, я предполагал, однако полную ясность, по крайней мере для меня самого, эта версия обрела лишь благодаря тому новому импульсу сомнений, который породила статья профессора Козлова.

Лишний раз подвергнув, по совету Маркса, сомнению аутентичность дневников с позиций профессора Козлова, я в итоге лучше понял мотивы «Павла Лаврентьевича» и тактику его и его товарищей.

Надо полагать, опытнейший «Павел Лаврентьевич» заранее предвидел, так сказать, «эффект профессора Козлова» и не дал ему никаких шансов опровергнуть аутентичность дневников иным способом, кроме как указать на явные фактические признаки фальсификации дневников.

А поскольку «Павел Лаврентьевич» знал, что дневники подлинны, то он и не опасался того, что профессор Козлов сможет найти в дневниках разоблачающие неточности.

Профессор Козлов их и не отыскал, и даже признал это.

Зато пустился в пространные и бездоказательные «рассуждения».

А что ему оставалось делать, коль доказательств-то не нашлось?!

А?

Вот мы и подошли к последней заявленной в этой книге теме.

Историки-академисты, не приводя ни одного конкретного доказательства в подтверждение своих утверждений, объявляют дневники Л. П. Берии подлогом. А сами осуществляют подлог не только эпохи Сталина, но и, в некотором смысле, всей русской истории.

Зато 2012 год официально объявлен Годом российской истории. Объявлен на высшем, так сказать, уровне — указом Дмитрия Медведева.