Джон Мэн - Хан Хубилай - От Ксанаду до сверхдержавы

Они так и не смирились со своим внезапным крахом. Их потомки, коронованные в Каракоруме, продолжали твердить, что истинные правители Китая — они. Они говорили это потому, что «знали» скрытую от всех «истину», будто бы династия Мин на самом деле монгольская. Эта история, в обобщенном виде изложенная Хок-Лам Чаном, адъюнкт-профессором Вашингтонского университета, в его книге «Китай и монголы», звучит примерно следующим образом.

Ханша последнего Юаньского хана Тогон-Тэмура была уже беременна, когда в 1368 году ее захватил в плен и взял в жены будущий император династии Мин. Она подумала: «Если я вскоре рожу, они наверняка убьют дитя», поэтому помолилась о продлении беременности, и Небо ответило на ее молитвы. Она родила через двенадцать месяцев, и первый император Мин принял мальчика как своего наследника. И этим дело не ограничилось: император Мин [Чжу Юань-чжан] сделал своей столицей Наньцзин, но однажды юный монгольско-минский принц повстречал человека «необыкновенной осанки, со смуглым лицом, облаченного в черные одежды и верхом на черном коне», который велел ему найти великий город с четырьмя углами по числу времен года, девятью внешними воротами по числу планет, и другими магическими и религиозными атрибутами. «В златом месте посреди города, — сказал Черный Всадник, — установи нефритовый трон с девятью переплетающимися драконами и, воссевши на него, сам стань императором». Таким образом «монгольский» принц нашел современный Пекин, куда вскоре и переехал минский двор.

Все это, конечно же, легенда, не подкрепленная ни малейшими доказательствами. Но, как заключает Хок-Лам Чан, такие истории, «доказывающие», что в жилах минских императоров течет монгольская кровь, а восстановление столицы вдохновлено монголами, набрали силу за десятилетия до и после 1500 года, когда Монголия вновь объединилась под началом хана, притязающего на мантию Хубилая и зовущего себя Даян — от Да Юань, Великая Юань, имени, выбранного Хубилаем для своей династии. Легенды эти рассказывали и пересказывали вплоть до изрядной части XX века.

Да, чушь — но в этих легендах есть и доля правды, так как наследие двух завоевателей, Чингиса и Хубилая, пережило века и все еще определяет контекст современной геополитики.

При Хубилае китайская территория вышла далеко за пределы традиционных границ Китая, и хотя последующие династии притязали на восстановление прежнего Китая, их программу действий определяли приобретения Хубилая. Династия Мин приняла их, не испытывая ни малейших сомнений. Юннань, завоеванная Хубилаем еще в бытность царевичем, осталась китайской, как и бассейн реки Ляо в Манчжурии, населенный большей частью корейскими пленниками, переселенными туда с родины монгольскими армиями. Тибет, объединенный под властью монголов, признал императоров династии Мин своими сюзеренами — положение, которое империя Мин периодически отстаивала, пусть и с различной степенью успеха. Как утверждает японский ученый Хидэхиро Окада, «учитывая некитайское происхождение этих территорий, единственным оправданием минского сюзеренитета над ними могло быть только утверждение, что минские императоры являются законными наследниками монгольских ханов». [85]

По части бюрократического аппарата, администрации и военной структуры империя Мин тоже многим обязана монголам. Например, и гражданскими, и военными управляли, поделив их по десятичной системе, которую Чингис навязал своей новой нации, а Хубилай приспособил для Китая. И в Пекин династия Мин вернулась как раз для того, чтобы предъявить претензии на саму Монголию. В самом деле, как заключает Окада, «династия Мин во всех своих аспектах была усеченной формой Монгольской империи».

Точно так же обстояло дело и с манчжурами, когда в 1644 году те захватили Китай. Опять же ни один манчжур не собирался отказываться от территорий, приобретенных при Хубилае. Когда был коронован первый манчжурский император — еще до захвата китайского трона, — он провозгласил себя Всемилостивейшим, Гармоничным и Святым Ханом-Императором, претендуя на имперскую традицию, ведущую свое происхождение от Чингиса, для придания законности своим претензиям на восточную половину прежней Монгольской империи. Как пишет Окада, манчжурский император стоял, опираясь на три мира: на китайский — как император, на монгольский — как наследник Чингиса и на тибетский — как покровитель буддизма.

И снова о современном Китае. Дальний запад страны — Ганьсу, Нинся, Синьцзян — был населен мусульманами, имеющими больше общего с современными среднеазиатскими «-станами», чем с восточными регионами, населенными ханьцами. Однако они считались китайцами, поскольку Чингис завоевал Среднюю Азию, а Хубилай поощрял мусульманскую иммиграцию. Западные части Внутренней Монголии были территорией тангутского государства Си-Ся, пока оно не было завоевано Чингисом и унаследовано Хубилаем. Именно на этой основе Китай вновь забрал у России районы, почти утраченные в XIX веке. Сегодняшний Китай своими границами напоминает именно империю Хубилая — по иронии судьбы, без самой Монголии, которой позволили стать независимой и попасть в советскую сферу влияния во время слабости в период после Первой мировой войны.