Виктор Безотосный - Наполеоновские войны

В книге речь пойдет об участии и роли России в наполеоновских войнах. Безусловно, всегда трудно написать что–либо новое, не повторяясь, о событиях хорошо известных и о которых написано так много литературы, что сложилось убеждение в их полной изученности. В то же время многие проблемы этой эпохи до сих пор являются предметом споров и дискуссий как между отдельными историками, так и целыми национальными историографическими школами, поскольку остаются нерешенными многие вопросы, имеются очевидные пробелы, а также ошибочные представления как о самих этих войнах, так и о тех исторических обстоятельствах, в которых они велись. Один из важнейших вопросов – причины возникновения наполеоновских войн, а также вопрос, какую роль в них играла Россия. Как правило, западная историография (французская, немецкая, английская) всегда принижала огромный вклад России в победе над Наполеоном, исходя из национальных мифов и традиций, исторически сложившихся сразу после окончания наполеоновских войн.

Россия в период эпохи 1812 г. – тема масштабная и многоплановая. На смену социальным бурям и потрясениям Французской революции в конце ХVIII столетия в Европу в начале ХIХ в. очень быстро пришла эпоха наполеоновских войн. Калейдоскоп событий разворачивался очень стремительно, часто с феноменальной быстротой. Скорость политических решений и допущенных государственными правителями ошибок и просчетов во многом диктовалась и объяснялась быстро меняющейся ситуацией. Историку очень трудно кратко описывать происходившие факты и процессы, так как они не просто цеплялись друг за друга, но и находились в тесной взаимосвязи, оставляя враждующим сторонам достаточно много аргументов для взаимных обвинений, а также для объяснений и оправданий собственных шагов на международной арене. Политики должны были в цейтноте реагировать на события, подталкивающие их к войне, и оказывались заложниками своего времени и чрезвычайных обстоятельств. В результате старушка–Европа не успела оглянуться, как за каких–нибудь десять лет оказалась крепко скованной наполеоновскими цепями. И чем яснее становились контуры разраставшейся, как на дрожжах, наполеоновской империи (возмутителя спокойствия), чем дальше находились французские войска от своих границ, тем больше возникал интерес к политике у представителей разных сословий, а сама жизнь заставляла втягиваться широкие слои населения всех стран Европы в водоворот политических событий.

Существует несколько мнений о характере наполеоновских войн и о причинах, их вызвавших. Назовем лишь несколько из них: продолжение революционных войн Французской Республики, плод непомерного честолюбия одного человека (Наполеона), стремление феодальных «старорежимных» государств уничтожить этого человека (Наполеона), продолжение многовекового противостояния Франции и Англии за преобладание в мире, борьба идеологий нового и старого режимов (то есть столкновение молодого капитализма с феодализмом). В какой–то степени историки, даже абсолютизирующие лишь одну причину, для своих доводов без труда находят существенные резоны, но столь многосложное международное явление имеет, безусловно, более замысловатую подоплеку и многие каверзные зацепки.

Например, советские историки, без всяких сомнений, возводили в абсолют события Великой французской революции, рассматривали их как неизбежную борьбу передового капитализма с отсталым феодализмом и в какой–то степени революционные идеалы переносили на Наполеона Бонапарта как наследника славной революции (не забывая одновременно называть его душителем свобод). Но их позиция вскоре оказалась двойственной и достаточно уязвимой. Советские идеологи со временем стали проповедовать не только интернационализм, но и советский патриотизм. То есть появилось стремление обелить внешнюю политику России на тот период, что мало соответствовало марксистскому формационному подходу к истории. Ведь необходимо было полностью оправдать участие крепостнической России (во главе с российским самодержцем) в войнах против наполеоновской Франции, вставшей на путь капитализма и борьбы с остатками феодализма в Европе. Но это было не единственное противоречие в марксистско–ленинской доктрине. На практике данная нелогичность даже не затушевывалась, ее просто не замечали или делали вид, что ее не существует. Собственно, доказательства брались не из области формальной логики, а использовались не научные, но чисто пропагандистские и мифотворческие методы. В этом таилась очевидная слабость идеологизированной советской исторической науки. Она не могла на равных противостоять и вступать в спор с разнообразными иностранными научными школами и направлениями, несмотря на модную тогда тенденцию обличения и борьбы с «западными фальсификаторами истории». Безусловно, такая «борьба» традиционно велась по велению высшего начальства на страницах отечественных исторических работ. Но вот победить своих идеологических противников с такими явными недостатками было невозможно. Советские историки во второй половине ХХ в. проигрывали по всем статьям своим западным коллегам, и их сочинения могли использоваться только на внутреннем советском рынке, они не выдерживали внешней конкуренции идей и фактов.