Виктор Бердинских - Крестьянская цивилизация в России

Человеческие чувства: жалость, сострадание, доброту — на любой должности следовало отринуть. Они мешали службе. Только приказ сверху мог быть мотивом всех действий работника. Здравый смысл в спорной ситуации тоже мешал: «Был у нас такой случай. Женщина, ответственная за хранение зерна, раздала его понемногу бедным многодетным семьям. Так ее на другой день увезли, посадили на 5 лет. Таких случаев было немало. В деревнях шпионили тайные агенты, они следили за всеми этими делами и, проведав, сразу сообщали в милицию».

Опасно было доверять и близким родственникам, семье. Особенно ненадежны были дети. По искренности и доверчивости своей они могли быть использованы как угодно. Александр Степанович Юферев (1917) помнит: «А раньше и слово-то лишнее боялись болтнуть. Болтнешь не то, и уведут тебя Бог знает куда. Случай у нас такой был. Сын Константина Мельника дядю на 5 лет посадил. Да и было за что, а то за такое слово, что Ленин лучше был, чем Сталин. Увезли его, не знаю куда, и сейчас Бог только ведает, где он».

О лагерях рассказывали шепотом и только людям, которых хорошо знали. Но ведь лагеря располагались зачастую недалеко от населенных пунктов. Поэтому, что такое лагерь, знали многие. «С юга на телегах везли раскулаченных в лес — туда, где сейчас первый поселок. Там в лесу и высадили. Много народу тогда погибло. Особенно детей, ведь глушь у нас была. Вначале они в землянках жили. Потом расчистили пашню, кто жив остался. Они ведь тружениками были, снова стали жить хорошо. Там и немцы были, и украинцы. Да, наделали тогда делов. Кого в тюрьму, кого на поселение. А у власти в Кирсе-то ведь тогда неученые были. Много людей напрасно сгубили. Нам ведь тогда ничего не говорили, ничего мы не знали. Страшно было! Так же и о Сталине мало что знали. Муж мой сильно его не любил. А сказать в открытую нельзя было, особенно после войны. В войну-то ведь за катушку ниток или за опоздание на работу в тюрьму садили. Лагерей вокруг Кирса уйма была. И все заключенные там сидели. На 132-м километре западнее Кирса ужас что было! Много их умерло там от голода. Страшно и подумать. После войны-то садили в тюрьму всякого, кто вздумал что-то неладное сказать. Все и боялись. Больно много таких людей невинных загубили. Басурман он!» (А.В. Осколкова, 1904).

Немногие сегодня связывают свой страх и ужас тех лет, полную беспомощность и беззашитность человека перед лицом свирепого людоедского государства с советской властью. В.И. Перминов (1908, крестьянин) один из этих немногих: «А при советской власти все под страхом жили. Когда в Кирове работал на заводе, мальчик детдомовский сказал, что все равно Германия нападет. А начальник наш говорит: "Молись Богу, что ты из детдома, а то бы посадил". Раньше про Сталина сказать было ничего нельзя, сразу посадят. Когда работал в Соликамске в шахте, видел там политических заключенных. Они жили в общежитии, в большом зале. Я сказал тогда машинисту: "За что это так много людей сослали?" А он мне ответил: "Это еще что?! Я целыми составами в Сибирь возил". От человека тогда ничего не зависело, что хотели, то и делали власти».

Подневольным, крепостным был труд не только крестьян, но и рабочих, жестко привязанных к своему предприятию, лишенных возможности перехода на другой завод, находившихся под угрозой суда за 20-минутное опоздание. «В 40-м году вышел правительственный указ — за опоздание на 20 минут судили и давали принудительные работы сроком на полгода. Я сама судимая. Не хватало рабочих рук на предприятии — меня послали в кожзавод помочь. Я отработала там в ночную смену, кончила рано утром, как раз надо было снова начинать смену уже на своем месте. После ночной смены устала, замешкалась и опоздала на несколько минут. Под горой, на Вокзальной, было здание нарсуда. Меня туда вызвали. Идти я очень боялась, но что делать. Долго со мной не церемонились. Спросили фамилию, имя, спросили: «Опоздала?» Я говорю: «Да». Меня осудили на 6 месяцев принудиловки с вычетом 25 % из зарплаты. Ой, ты, пожалуй, не записывай это, а то могут приехать за мной. Заберут еще старую! Ведь это все ненадолго. У Горбачева голова не выдержит, и это все кончится. Я уж все газеты с теперешними статьями припрятала» (А.О. Вершинина, 1921).

Но, несмотря на все это, а в какой-то мере и благодаря всему этому, отношение простого народа к правительству, партии, Сталину было положительным.

«На одной из станций в Сибири (1943 год) наш вагон оказался против вагона с заключенными, как они надрывно кричали нам, повисая на решетке железной небольшого окна: "Не верьте Сталину, он предал революцию! Это мы делали революцию! Сталин уничтожает честных людей". Как вспомню этот вечер морозный, так и дрожь пробегает по коже. Такое мне слышать не приходилось до этого» (А.В. Грязин, 1926).