Несмотря на неудачу в отношениях с Ягайлом, великий князь московский завещает своим сыновьям всячески крепить добрососедские связи с литовскими князьями, тяготеющими к православию, и старший его сын Василий, заняв отчий престол, женится на дочери великого князя Витовта Софье.
Глава четырнадцатая
Сыновьям и внукам
I
А пока первенец Дмитрия Ивановича всё ещё находился в качестве заложника у хана Тохтамыша. Кроме него и тверского княжича Александра под неусыпным призором ханской стражи в Орде жили нижегородец Василий Кирдяпа и сын Олега Рязанского Родослав. Четыре старших сына четырёх великих русских князей. Александр и Василий Кирдяпа были двоюродными братьями, Василий Московский по матери приходился своему тёзке-нижегородцу племянником, да и с Александром был в отдалённом родстве. Но не исключено, что заложники даже не имели возможности видеться друг с другом. Тохтамыш поставил заложничество на широкую ногу, сделал его чем-то вроде постоянной статьи дохода — так-то исправнее будут ему русские улусники дань возить.
Первым не выдержал нижегородец, из четверых самый старший. Он бежал привычной речной дорогой, вверх по Волге. Но не повезло Василию Кирдяпе — в пути его перехватил царёв посол, возвращавшийся из Междуречья, и снова доставил к Тохтамышу.
На остальных заложников это подействовало удручающе. Московский подросток уже три года прозябал в чужом восточном городе, сиротою при живых матери и отце, и тоска по дому одолевала его.
Наконец на исходе осени 1386 года с помощью некоторых верных людей — летописец обтекаемо называет их «доброхотами» — сын Донского приготовился к побегу. В тот год Тохтамыш начал открытые военные действия против своего недавнего покровителя Тамерлана. (Война эта, растянувшаяся на многие годы, в конце концов истощила силы Тохтамыша, привела его к полному политическому краху.) В ставке хана княжич Василий оказался в Заяицких степях, куда «царь силен ис Шамархииския (Самаркандской) земли» пришёл на Тохтамыша, «и бысть им сеча велика». В суматохе сражения Василию удалось ускользнуть от охранников, он переправился через Яик, достиг волжского берега. На ту пору Волга ещё не стала, да и зимник на ней обкатается не сразу, и не убежать ни за что по зимнику: очень уж людно — не дорога, а рыночный ряд. Если и есть надежда попасть на Русь, то лишь обходными путями.
Судя по тому, что Василий через время оказался в Подолии, а затем в Валахии, у молдавского господаря Петра, бежать ему помогли купцы, шедшие с караваном к Чёрному морю (может, спрятали в каких-нибудь тюках с товарами?). Ясно, что помогали беглецу небескорыстно. Он вряд ли был посвящён во все подробности замысла и его осуществления, но по тому, как к нему относились, как о нём заботились, должен был чувствовать, что в конце концов за всеми этими полузнакомыми и вовсе незнакомыми ему людьми, в той или иной степени обстраивающими его бегство, действует любящая воля отца, незримо, но властно простирающаяся через пространства. Находящийся где-то невообразимо далеко, отец был для него воплощением всесилия почти божественного. Сын пытался вспомнить лицо родителя, его голос, весь его облик, и в этом образе, лишь на миг и с трудом вырываемом из небытия, проступали строгость и острота взгляда, усталый прихмур бровей, глубокая морщина над переносьем, но суровость черт смягчалась нежностью, бьющей как родник из каких-то немереных заочных глубин.
Всесилие отцово виделось даже и в том, что он не побоялся так надолго отпустить от себя сына, и ничего за эти годы с ним, Василием, не случилось, не должно случиться и впредь, скольких бы страхов он ещё ни натерпелся, каким бы долгоокольным ни оказался путь домой, не случится до самой их встречи. Как будто отец испытывал его во все эти годы: достойный ли у него сын растёт? Можно ли будет ему в своё время оставить землю со всеми её людьми?
…Из Молдавии Василий попал в Пруссию, где тогда жил Витовт, сбежавший от Ягайлы, и подросток так полюбился литовскому князю, что тогда-то и состоялось нечто наподобие помолвки; очень уж хотелось Витовту выдать свою дочь за русского, как он предчувствовал, наследника.
Больше года прошло со времени бегства Василия из Орды, и вот наконец в московском великокняжеском доме по всем палатам, светлицам, ложницам, сеням и закутам прозвенело: «Едет! Едет наш сын, брат, племянник!» Дмитрий Иванович выслал нарочных бояр навстречу, а на Боровицком холме суетились, готовились к пированию.
Читать дальше