Николай Якубович - Чкалов. Взлет и падение великого пилота

В обращении со мной Онуфриенко, несмотря на мои замечания, все время стремится разговаривать на «ты», грубит и всячески подчеркивает неуважение ко мне.

На требования парторганизации и моего заместителя по политчасти об ответственности за недисциплинированность, Онуфриенко реагировал не по-командирски, проявив при этом своим заявлением несоветские настроения: «Меня не запугают ни парторганизация, ни всякие еврейские абрамовичи и копировские»…

Считаю, что дальнейшее оставление его в полку будет вредить делу установления порядка и дисциплины.

Прошу Вашего ходатайства перед командующим 3 ВА о переводе Онуфриенко из полка».

Копия докладной записки командира 157-го истребительного авиационного полка

Чкалов в звании полковник на встрече с моряками линкора «Марат»

Чем не Чкалов-2, а может быть – 3 или 33? Ведь было с кого брать пример, поскольку слухи о поведении Валерия Павловича ходили по всей стране. Да и этот «удалец», похоже, не афишировал вышеописанный факт и дослужился до полковника.

Возможно, кто-то скажет, что это лишнее. Но мне думается, что это лишний раз, хотя и частично, но все же характеризует положение с дисциплиной летного состава советских ВВС в те годы.

Подкрепить сказанное при желании можно и другими фактами, только зачем?

Чкалов с сыном Игорем и супругой Ольгой Эразмовной на пути в Кремль

В противоположность сказанному приведу фрагмент из книги летчика-испытателя Игоря Ивановича Шелеста «Лечу за мечтой», где он описывает свой разговор с летчиком-испытателем А. П. Чернавским.

«– Ну а что Валерий, каков он был как человек, как товарищ, как друг? – спросил я Александра Петровича.

– О-о, изумительной души! Грубоватый, правда, но изнутри светился…

Как-то испытатели ЦАГИ обратились к Валерию с просьбой походатайствовать в правительстве насчет квартир. Ютились мы все в комнатенках, без всякой перспективы. Даже странно это теперь звучит, – улыбнулся Чернавский, – «без всякой перспективы»… А ведь это было так: строились ведь тогда монументальные гранитные дома, но считанные… И ста лет жизни не хватило бы, чтобы дошла очередь.

Словом, когда Валерий как-то зашел к нам в летную комнату, мы на него и навалились. Так, мол, и так: бываешь в Кремле – похлопочи, друг!

Он сказал: «Скоро не обещаю, но, как буду у И. В., поговорю о вас».

Прошло, вероятно, с месяц, и вдруг нас вызывают в Моссовет и вручают ордера».

Когда угасли эмоции советских граждан, связанные с перелетами, Валерий Павлович снова вернулся к работе в авиационной промышленности.

В феврале 1938 года ему присвоили воинское звание комбриг. Чкалов, будучи комбригом или командиром бригады, никакой бригадой не командовал. При этом до сих пор не удалось выяснить, в штатах какого ведомства он состоял: Наркомата внутренних дел, что исключать нельзя, или Наркомата обороны. И это исключать нельзя, поскольку Чкалову в 1938 году приходилось инспектировать воинские части, что, видимо, ограничило его работу в качестве летчика-испытателя.

После распада Советского Союза был принят закон о 30-летнем сроке давности секретных документов. И действительно многие документы стали доступны исследователям, но не полностью. Например, архивы авиационной промышленности рассекретили лишь до 1965 года. При этом очень многое до сих пор недоступно. От россиян еще многое таят, причем под разными предлогами.

То же самое происходит и с настоящей биографией Чкалова, что приводит к различным кривотолкам и домыслам. Во всяком случае, в газетах, журналах и книгах можно прочесть о сотрудничестве с НКВД многих знаменитостей. В авиации это М. Раскова, С. Леваневский и, конечно же, В. Чкалов. Я не буду ссылаться на свои телефонные разговоры с В. С. Гризодубовой, чтобы меня не заподозрил читатель в фальсификации, а поступлю проще. Передо мной книга Г. А. Амирьянца «Летчики-испытатели».

«… Гризодубова знала, – пишет автор, – что Марина Раскова в момент их перелета была старшим лейтенантом госбезопасности – штатным консультантом в НКВД СССР, как она сама писала в автобиогра фии…