Павленко Иванович - Петр Первый и его время

Учебные заведения, созданные при Петре, напоминали казарму, а учащиеся — рекрутов. Учащихся из числа дворянских недорослей, как и рекрутов из крестьян и горожан, набирали принудительно.

В 1715 г. Петр учредил Морскую академию. Современник отметил, что «в обширной России не было ни одной знатной фамилии, которая бы не обязалась выслать в эту академию сына или другого родственника от 10- до 18-летнего возраста». В инструкции для Морской академии есть пункт, написанный самим царем: «Для унятия крика и бесчинства выбрать из гвардии отставных добрых солдат и быть им по человеку во всякой каморе, во время учения иметь хлыст в руках; и буде кто из учеников станет бесчинствовать, оных бить, несмотря какой бы он фамилии ни был, под жестоким наказанием, кто поманет», т. е. сделает поблажку.

Неизвестный автор запечатлел любопытную картинку с натуры: дворянские недоросли, чтобы уклониться от обучения в Навигацкой школе, поступили в Спасский монастырь. Об их поступке узнал царь и велел всем им бить сваи на Мойке. Тщетно уговаривали Петра Меншиков и Апраксин помиловать недорослей. Тогда Апраксин, рассчитав время, когда царь будет проезжать мимо строительства, снял с себя кафтан, повесил его на шест, чтобы был заметен, и начал бить сваи.

Петр, увидев работавшего адмирала, спросил:

— Для чего ты бьешь сваи? Тот ответил:

— Бьют сваи мои племянники и внучата, а я что за человек, какое имею в родстве преимущество?

После описанного эпизода недоросли были отправлены для обучения за границу.

Обучение за границей считалось более тягостным, чем обучение на родине. Поначалу за границей молодые люди обучались преимущественно мореходству, кораблестроению, военному делу. Со временем за рубеж стали посылать для овладения архитектурой, живописью, устройством парков, восточными языками и т. д.

Обучение за границей считалось трудным отчасти из-за незнания языка, отчасти из-за материальных лишений. Большинство юношей с усердием овладевали науками, приобретали необходимый опыт. Но среди них встречались бездельники и моты, транжирившие присылаемые родителями деньги на удовольствия и менее всего заботившиеся о выполнении поручения, с которым они были отправлены за рубеж.

Два сына князя Аникиты Ивановича Репнина обременили себя долгами и пребывали «в великой мизерии». Причина затруднений — мотовство. Дело дошло до того, что они продали за бесценок лошадей и одежду, оставив «по одному кавтану», но выручку издержали в мгновение ока, так что «и купить хлеба не на что». Таким же транжирой оказался и Василий Шапкин, не имевший столь богатого и знатного родителя, как Репнин, но тем не менее живший не по средствам, так что кредиторы грозили его «посадить в тюрьму». Среди волонтеров попадались забияки и драчуны. Гардемарин Глебов поколол шпагой Барятинского и поэтому «за арестом обретается». Таких случаев во Франции, где произошло это происшествие, «никогда не приключается: хотя и колются, только честно, на поединках, лицом к лицу».

Один из волонтеров, Иван Михайлович Головин, после четырехлетнего пребывания в Италии, куда он был отправлен для обучения кораблестроению и итальянскому языку, предстал перед царем-экзаменатором и не обнаружил никаких познаний в предмете.

— Выучился ли хотя по-итальянски? — спросил царь. Головин признался, что и здесь он не преуспел.

— Ну так что же ты делал?

— Я курил табак, пил вино, веселился, учился музыке и редко выходил со двора, — чистосердечно ответил волонтер.

Царь сурово расправлялся с теми, кто отлынивал от поездки за границу.

Брат фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева Василий Петрович ослушался повеления Петра и вместо того, чтобы отправить своего сына за границу, решил женить его и сыграть свадьбу. Об этом узнал царь и распорядился так: «Сына Василия тотчас отправь в надлежащий путь и более недели не давай сроку; а его, Василия, за ту вину, отняв чин, пошли на работу городовую, а жену ево — в прядильный дом; а дворы московские и загородные запечатать, и чтоб прямо работали так, как и простые».

Василий Петрович Шереметев и его супруга, действительно, некоторое время работали «так, как и простые»: он вколачивал сваи, а она — пряхой, но затем усилиями фельдмаршала они были помилованы.

Зато Петр выражал неподдельную радость, когда кто-либо из недорослей сам проявлял желание поехать за границу учиться. Царь узнал, что сын Аникиты Моисеевича Зотова Конон захотел поехать изучать морские науки. Царь тут же отправил Конону письмо, одобряющее его намерение: «Которое ваше желание зело мы любезно приняли и можем так сказать, что мы ни от единого человека из россиян такова прошения не слыхали, в котором вы первый объявились, понеже зело редко случаетца, дабы кто из младых, оставя в кампаниях забавы, своею волею шуму морского слушать хотел».